Страница 73 из 148
Конечно, первой умной мыслью была догадка о том, что можно попробовать отделаться от вредоносного слова, если начать произносить полезное слово "tolerance". Но ничего не получалось. Как только я пытался хотя бы мысленно подобраться к этому слову, как из недр мозга начинали косяками всплывать многие десятки слов на буквы "т" и "t", которые совершенно сбивали меня с толку, а такое, казалось бы, простое слово намертво забывалось. A "derogation", напротив, начинало звучать "громче" и повторяться с меньшим интервалом, на манер того, как в доброе старое время работал автоответчик центральной железнодорожной справочной: "Ждите ответа... Ждите ответа... Ждите ответа..." После трех или четырех попыток прорваться к "tolerance", я ощутил вполне отчетливую головную боль и понял, что от подобных лобовых атак чего доброго крыша поедет.
Марсела, очевидно, заметила, что со мной творится неладное, и заботливо спросила:
- Тебе нездоровится?
- Голова побаливает, - соврал я, потому что едва я перестал забивать башку тщетными попытками прорваться к слову "tolerance", как головная боль прекратилась.
- Может быть, дать таблетку? - услужливо предложила дама, которую я вычислил как Сильвию.
- Это Сильвия, - нежно произнесла Марсела тоном любящей сестры. - Она у меня и врач, и кулинар, и секретарь, и лучшая подруга. Тебе понравилось мороженое?
- Оно было восхитительно, - ответил я. - Неповторимый вкус!
Это была трудная задача - изобразить восхищение сквозь боль, хотя не было ни того, ни другого.
- Так дать вам таблеточку? - повторила Сильвия.
- Нет, спасибо, - сказал я, поскольку страсть как не любил никаких лекарств. К тому же мне отчего-то всегда казалось, что, приняв таблетку от головной боли, когда голова на самом деле не болит, можно себе эту боль устроить.
- Лучше сделай ему массаж головы, - посоветовала Марсела. - У нее это прекрасно получается! Она совершенно избавила меня от мигрени.
Вообще говоря, от массажа, сделанного такой цыпочкой, как Сильвия, я бы не отказался. И сам бы ей массаж сделать не постеснялся. Гибкая, хрупкая, с очень заметной талией, длинными ножками, плавными и не угловатыми бедрами, а также коротко стриженными золотистыми волосиками, даже посветлее, чем у Хрюшки. Но какой тут массаж, когда в голове сплошное "derogation". И как только мое объективное мнение о Сильвии созрело в той части моего мозга, которая еще что-то соображала, "derogation" зазвучало с интенсивностью коротких гудков в телефонной трубке. От этого точно можно было свихнуться.
Надо отметить, что в течение всего ленча никто не задавал никаких вопросов. Действительно, если бы я выловил в океане лодочку с людьми, то хотя бы поинтересовался, зачем так далеко кататься они уехали. Даже если бы не знал столь близко кое-кого из путешественников. Но все было глухо как в танке. Такое ощущение было, будто мы с Ленкой уже месячишко проболтались в океане на "Дороти", после завтрака уехали кататься на резиновой моторке, а к ленчу вернулись. Дескать, обычная морская прогулочка по теплому морю в хорошую погоду. Впрочем, даже мне самому все ночные и утренние страхи казались чушью. В конце концов, если бы не этот пакостный трюк Премудрой Хавроньи, здесь было бы почти прекрасно.
А поросятина, злодейски ухмыляясь, - что, правда, только я замечал, осторожненько прикоснулась к моему бедру своим мягким, нежным, гладеньким... Динь! "Tolerance" прозвенело хрусталем и тут же испарилось, потому что Ленка ножку свою отодвинула.
- Да, тебе, Дикки, надо отдохнуть... - произнесла Марсела. - Сильвия, поразвлекай пока нашу гостью. А я позабочусь, чтобы мистер Браун отдохнул как следует.
Хавронья скромно улыбнулась и произнесла.
- Я тоже порядочно устала.
- О, пойдемте, я вас устрою. - Сильвия опять проявила большую услужливость.
Ленка встала из-за стола и, не удостоив меня каким-либо взглядом - даже презрительного пожалела! - удалилась с достоинством государыни императрицы,
- Идем, идем... - поторопила меня Марсела.
Мы с ней пошли в нескольких шагах позади Ленки и Сильвии. Хрюшечка ни одного раза не оглянулась. Как будто не слышала моих шагов и теплого воркования Марселиты:
- Уж я-то тебя вылечу...
В этом я очень сомневался.
Когда мы очутились в родной каюте, где тринадцать лет назад происходило столько интересного, у меня стало скучное, прямо-таки постное выражение лица. Наверно, со стороны я выглядел полным кретином.
- Садись, - сказала Марсела, указывая мне на кровать. - Настало время поговорить. Сначала я расскажу тебе, что я знаю, а потом ты расскажешь все, что мне будет интересно узнать. Но, разумеется, очень откровенно. Идет?
- Идет, - почти с радостью согласился я. Деловой разговор - это еще куда ни шло. А вот к исполнению супружеского долга я был совершенно не готов.
- Так вот. Когда эти скоты гран-кальмарцы во главе с комиссаром Ксавьером Онейдой повязали меня и моих людей, я сразу поняла, что тебе угрожает опасность. Потому что догадывалась, кто подстроил эту пакость. Конечно, сажать нас в тюрьму надолго никто не собирался. Им просто ума не хватило придумать серьезную причину для ареста. Поэтому они нас задержали до десяти часов вечера, посадили в камеры и через каждый час требовали сознаться в контрабанде наркотиков. Прекрасно знали, что наш консул уехал на рыбалку, а когда Харамильо, справившись в консульстве, где находится их шеф, отправился в порт, его задержали за нарушение правил дорожного движения. Можешь мне не говорить, что тебя похитили люди Косого, я и так понимаю, что никто другой не сумел бы выкинуть такой штуки. Но рассказать, как они тебя увезли и где держали, ты должен.
Я решил не мелочиться и рассказал не только про "койотов", но и про то, как меня похитили французы, среди которых оказалась Ленка, и про то, как на "Торро д'Антильяс" напали "джикеи". Мне казалось, что версия о простом киднеппинге ради получения выкупа будет вполне достаточной для Марселы.
Однако моя крошка с 1983 года значительно поумнела и приобрела жизненный опыт. Отделаться всякой туфтой от нее было нельзя.
- Ховельянос рассказал мне, что видел другого Брауна. Того, которого убили на Хайди два года назад. И утверждает, что видел вас рядом. Тебя и его. Я до сих пор ему не верю. Потому что помню: здесь, на "Дороти", был ты. И в аэропорт Майами я прилетела с тобой.