Страница 47 из 123
— Ты посидишь здесь, пока я все улажу, — сквозь зубы процедил он, достал чемодан, стал швырять в него вещи.
— Ты уезжаешь? — Элис растеряно хлопала ресницами.
— Если бы ты сказала раньше... Но ведь успехи вскружили вам голову, мисс! Запомните: пока в вас нет яда, вы бесполезны. И силы ваши не более, чем пшик, — он схватил девочку за руку, притянул к себе. Элис с ужасом поняла, что не узнает в яростно перекошенном лице любимого Марона. — Ты должна сохранить тот свет, который заложен внутри, а не быть такой... такой... самонадеянной дурой. Знаешь, зачем Антон её муштрует? Он чувствует, что Маркус захочет от неё избавиться. Он и сам ещё не понимает, что двигает им, когда он делает одну попытку за другой, меняет занятия, мечется между пробами научить её всему и сразу. Зато знаю я. Все духи Карателя уже знают, что Анну нужно спасать, а её кровь и её постоянное присутствие действуют так, чтобы Антон успел научить её основным навыкам жизни. Если он разбудит ее огонь, яд Маркуса будет ей не страшен. Как бы не мучилась, она выживет. Ты — бестолковая идиотка! Если мы не уберем её сейчас, моя крошка, то я сильно сомневаюсь, что избранной останешься ты. Тщеславие не идет тебе на пользу. Искореняй его немедля! Тебе подарена божественная сила, что растет лишь от милосердия, но ты используешь ее лишь для собственной выгоды. Огонь в тебе погаснет, если ты не остановишься, — он швырнул Элис в кресло. — Я приставлю к тебе гувернантку, и только попробуй сделать что-нибудь, за что я буду недоволен.
***
Спустя несколько дней на закате они вместе отошли от дома. Антон уверял, что на воздухе ей станет спокойнее. Легко сказать! Сумасшедший поцелуй не прошел даром. Анна до сих пор не могла спокойно смотреть ему в глаза, а уж когда он приближался, только ленивый не слышал стука её сердца. Ей было безумно стыдно за тот день: за случайные стоны, вдруг ставшие общими, за цепкие пальцы, которые оставили на его теле следы. А он, как нарочно, с того дня занимался без рубашки, выставляя их на показ.
Во время сна и вовсе начинался кошмар. Стоило прикрыть глаза, и чувствовалась мягкость его настойчивых губ, нежный шепот, обжигающий уши и шею: "Отдай, Анна. Доверься мне". Места, где руки его касались тела, горели невидимыми печатями, и ей тогда было волнительно и стыдно.
А он, будто и не замечал, вел себя пристойно, словно ничего и не было, и не единым взглядом не дал понять, что все случившееся что-то значило.
— Когда всё получится, тебе будет больно, — Анна и не заметила, когда Антон подошел. Стал за спиной, мигом покрывшейся дрожью, заговорил вкрадчиво на ухо. Так и с ума можно сойти! А он продолжил: — Но чем чаще ты станешь повторять, тем легче станет. Ты должна до мелочей вспомнить, что чувствовала, когда… — вампир осекся, подбирая наиболее мягкое слово. — Когда думала, что мертва. Потом вспомни, что было, когда вселилась душа. Все, до крупиц. Боль: какая, сколько, куда, с чем можно сравнить. Среди этих чувств ты должна отыскать одно общее, — когда энергия внутри образует сгусток. Он становится плотным и осязаемым, после этого растекается по телу. Сначала запрети ему расползаться, пробуй управлять, — приказом, лаской, — не важно. Он должен тебе подчиниться. И только после этого можно будет говорить о том, что мы на верном пути.
Анна обернулась, подозрительно осмотрела на него, — правда ли он верит, что получится?! И смутилась — вампир верил.
Она снова повернулась спиной, послушно закрыла глаза. Мягкий шепот Карателя успокаивал, тянул невидимые струнки на воображаемой душе. Ощущая жаркие приливы от его прикосновений, Анна млела, разыскивая место у сердца, где собиралось тепло. Мягкий комок, — нежный, как лебяжий пух, горячий, как раскрасневшийся уголек. Она уловила, как он обволакивает сердце, ласково протягивает ворсинки по легким, разрастаясь все дальше.
"Я хочу тебя увидеть", — подумалось ей. Желание росло, голос Антона отдалялся, пока не исчез совсем. Ей почудилось, как секунда повисла на кончике стрелы и мир остановился. Вампирша открыла глаза.
Как на фотокарточке, в сознании запечатлелся неподвижный солнечный луч, выхвативший легкую пыль и желтый листок, повисший над землей. На расстоянии вытянутой руки струилось мутное видение. У него было одутловатое серое лицо, расчерченное трупными пятнами. Темные волосы слежались в колтуны и небрежно повисли вниз, придавая скользкому и влажному лицу зловещий вид. Высохшая роговица обесцветилась, став молочно-белой.
Сердце вампирши ёкнуло, ухнуло вниз, оставив после себя тошноту и ужас. Но призрак не нападал, только смотрел на Анну мертвыми глазищами. Он, словно бы изучал её, не выказывая никаких чувств.
Она не боялась, вспомнив, как в детстве видела таких "свежих" призраков, когда недалеко умирали люди. Тогда она просили ее помочь, но маленькая девочка боялась передать их послания родным, потому что знала, — обычные люди призраков не видят. Аня только касалась их, успокаивала и просила не бояться. "Когда-нибудь я вырасту и обязательно вам помогу," — обещала она. Как она могла об этом забыть? Ведь они ей верили.
Видение, будто почувствовав настроение вампирши, скривило губы в жуткое подобие посмертной улыбки, медленно потянулось к ней рукой. Анна опасливо коснулась его и тысячи секунд вокруг посыпались градом, обнажая пустынную черноту.