Страница 33 из 123
Анна пообещала себе стать сильной. Она хотела убедить в этом саму себя. Но порой, когда судорожно перехватывало дыхание, а от усталости хотелось рухнуть и не подыматься, она невольно теряла решимость. Ей бы взвыть, закричать, обложить Карателя обвинениями и со злостью выцарапать ему глаза, но она останавливалась. Безотчетный страх перед ним буквально заставлял молчать. Пока она не станет сильной, пока не сможет ему сопротивляться. Покорно молчать с каждым днем становилось всё труднее.
С того памятного дня, когда не удалось самоубийство, Анна стала другой. А еще и Антон почти никуда не уходил. Она очень старалась не показывать ему, что в ней что-то надломилось, иссякло.
Но вечерами, когда дом погружался во мрак, духи шептали вампиру быть на страже, эхом повторяли Анин беззвучный шёпот, в котором она умоляла бога о смерти, признавалась в собственной никчемности и духовной слабости. А потом, без особой надежды, выпрашивала у провидения сил и решимости пережить все это. И каждую минуту вампир знал, что может ее убить, и ничего не делал.
Анна снова и снова беззвучно шевелила губами, мысленно молясь и выпрашивая себе мужества. "Не сдаваться! Ни за что не сдаваться! Надежда ещё есть. Не может не быть. Нужно только чуть-чуть постараться..." — уговаривала себя вампирша и сама в это не верила.
По коротким взглядам, по особому выражению глаз, движению губ и касанию рук Антон догадывался, что девушка знает про Договор, но признаваться сам не спешил. Почему она молчит? Что задумала?
Прежние ангелы-фениксы тоже рано или поздно узнавали, что умрут. Но после этого были истерики, отчаянье и крики. Анна молчит. Везде, где только можно, Антон оставил своих призраков и ни на секунду не переставал их расспрашивать о ней.
Занятия давались ей с трудом. Сказывалось долгое обездвиживание. После первой тренировки Анна утром поднялась с заметным усилием, потом дело пошло легче. Мешали результату боли в его ребрах и её позвоночник, после нагрузок начавший болеть. Анна закусывала губы, иногда до крови, но старалась не жаловаться. Только глаза, полные слёз, смотрели на вампира затравленно и отчаянно.
Ей плохо давались растяжки, она уставала от бега, от силовых и, ко всему прочему, стала дико смущаться на пробных спаррингах, которые Каратель ввел спустя десять дней. Когда Антон впервые объяснял, куда и как нужно бить противника, чтобы обезвредить его, на щеках Анны пурпуром цвел румянец, да так красочно и ярко, что хотелось остудить его ладонями и успокоить губами. Он отводил взгляд и мысленно считал листья на ближайшем кусте, не позволял себе поддаться слабости, но надолго ли это поможет.
Заметив его напряженный взгляд, Анна и сама поспешно отводила глаза. В Антоне ей постоянно виделась угроза. "Чертов упырь! Знает о том, что нашла его Договор, или нет?" – напрасно гадала она. Временами Ане казалось, что он всё знает, но только молчит. Почему?! Понятно, что она не должна бы знать про бумагу, но если представить, что прочла. Что мешает ему добиться ответа? Он сильный, он может настоять, припугнуть, но нет. Он только смотрит, а Аня постоянно и везде чувствует его присутствие.
Знала бы она, на скольких девочках до неё Антон применял силу. Теперь точно знал, — нельзя. Огненные духи ломались под напором и угрозами, огонь запирался внутри, а так и до безумия недалеко. К таким хрупким девочкам, в которых рождалось живое пламя, нужен был особый, нежный подход, — ласковый и осторожный. Только после всех проверок, — убийствами и ядами, — только тогда можно попробовать принудить. Но опять очень осторожно. Это знание и успокаивало пока Антона. Маркус не убьет ее. Может быть, потрогает, попугает тенями, но жестокости не позволит.
В противовес физической слабости, Анна задавала невозможно много вопросов. Обо всём, даже о сущих пустяках. Вампир терпеливо рассказывал об иерархии, о кланах, придуманных самими вампирами, чтоб потешить тщеславие, о междоусобных боях. Анна просила подробностей, и так увлекалась, что напрочь забывала о стеснении, расспрашивая об уязвимых точках, о ранах, приводивших к ослаблению противника. Она уточняла о пагубном воздержании от питья крови, возможном одиночестве щенков и обязанностях Карателя. О Маркусе, его характере и прочих ведущих вампирах.
Анне нужно было отыскать лазейку, оставить себе крохотный шанс на жизнь. По всему выходило, что этого нет. Чем больше рассказывал Антон, чем красочнее были описания пиров и битв, чем больше он вспоминал прежних стран и жизней, тем меньше оставалось надежды, что она не изменилась. Об этом говорили и нагрузки, и ловкость. Хоть и получалось неважно, но она помнила себя месяцы назад и понимала — невозможно достичь такого уровня за две недели.
Бежать она опасалась. Боялась не за себя, — за людей. Если она и правда такая, то что их ждет, страшно и представить. И решение возникло быстро, — ее убьет Антон. Вот только решиться на провокацию выдержанного Карателя оказалось куда сложнее.
Поначалу Антон объяснял её интерес профессией врача, наивностью и некоторой глупостью, но постепенно понял, что её задумки ему не нравятся. Она хотела смерти, искала её, мысленно проигрывая варианты. Но живо нарисовав в воображении исход, вдруг пугалась и торопливо, неосознанно разыскивала иной путь. Она запуталась и растерялась. Она искала решение, понятное только ей, а ему очень хотелось узнать, к чему же она идет.