Песнь камня

Дьюер поставил саквояж на землю, чтобы поаплодировать, Фрэнки присоединился к нему. Ярнок осуждающе хмыкнул и поглубже надвинул шляпу. Янина грациозно поклонилась, не поднимаясь с козел.

Они продолжили путь, Каштанек двигался шагом, но явно повеселел, и даже дождь стал реже, а рев текущей воды, грязи и снега остался далеко внизу, там всё еще что-то грохотало и трещало, и ни у кого из невольных беженцев не было желания возвращаться на нижние уровни — впрочем, теперь, когда последний паровоз ушел, в этом и смысла не было. Янина не выдержала долгого молчания и нарочито веселым тоном задала давно занимавший ее вопрос:

— Я понимаю, что в моем положении привередничать не приходится, но любопытно было бы узнать, куда мы все-таки едем?

— Вы озвучили то, что было на уме у каждого из нас, милая мисс Линдентон, — признал Дьюер и повернулся к кучеру: — Ярнок?

— К пациенту, — проворчал тот. — На верхний синт.

— Сдается мне, в данных обстоятельствах, — заметил Дьюер, — тем более, если наша цель так высоко, самым разумным было бы переждать наверху, пока стихия не успокоится. Как думаешь, Ярнок, пациент твоего доктора согласится приютить нас на некоторое время?

— Если жив еще, — ответил Ярнок и, подумав, добавил: — А если нет, мы сами там останемся – кто нас тогда выгонит?

— Мне нравится ход твоих мыслей, — мрачно усмехнулся Дьюер. — Тем не менее дай Бог здоровья этому пока неизвестному нам вероятному благодетелю…

— Это Альби фон Кларен, — коротко присовокупил Ярнок, и Дьюер от удивления чуть не выронил саквояж.

— Я уже не уверен, что хочу там оставаться, — раздумчиво произнес он. — Как и в том, что нам это позволят…

— Он — самый знатный человек в городе, — припомнила Янина. — Не думаю, что потомок древнего аристократического рода способен выставить за дверь…

Дьюер пожал плечами:

— Судя по тому, что я о нем знаю, это тип себе на уме. Не привык я ждать добра от этой зажравшейся — простите, мисс Линдентон — аристократии…

— А чем он болен? — поинтересовалась Янина. — Доктор, насколько я поняла, приехал к нему, а не к кому-то из домашних?

— Каких домашних! — протянул Ярнок. — Кроме пары слуг, в доме больше никого, денег нет, а закладывать Кёдоль не хочет, да и кому он нужен, если до него и не добраться? Орвош ур в самую рань уехал, когда еще и не началась эта канитель… — он махнул рукой в сторону скрытого за опустевшими домами города внизу. Ярнок явно был не из тех, кто сразу переходит к сути вопроса. — Дуэль у них была, — он сплюнул, метко попав в щербину в кубике мостовой, и довольно крякнул. — За орвош уром заехали секунданты, поэтому обошлись без меня. Но потом он посылал за некоторыми снадобьями и остался там надолго, дело серьезное…

— А ведь точно, дуэль! — вспомнила Янина светские сплетни. — Я слышала об этом. Из-за дамы. Вчера об этом шептались во всех салонах Абендберга. Совсем из головы вылетело!

— По части дам, что Кёдолаи, что фон Кларены всегда были не промах! — ухмыльнулся Ярнок, блеснув металлическим зубом.

Дьюер в ответ дал и тем, и другим такую меткую характеристику, что ему пришлось снова извиняться перед Яниной за неуместный выбор выражений.

— Так он серьезно ранен? — осуждающим тоном спросил журналист. — А противник?

— Наповал! — в голосе Ярнока вдруг прорезалось кровожадное удовлетворение. — Тот австрийский лейтенантишка теперь лежит у фон Кларена в леднике, а куда его еще девать? А нечего, когда война на носу, в глубоком тылу сидеть да за чужими бабами волочиться…

— Это что — австро-венгерский темперамент? — не выдержал Дьюер. — Под угрозой скорой войны устраивать дуэли, да еще со смертельным исходом! У вас здесь такие порядки?

— Наши господа — народ горячий, — не без гордости хмыкнул Ярнок, на этот раз махнув рукой вперед, по ходу их движения.

— Потомки гуннов, — процедил сквозь зубы Дьюер, и Янина рассмеялась.

Фрэнки уже рисовал на ходу карикатуру на тему дуэли в условиях осады, ухитряясь прикрывать свой альбом от капель дождя.

 

 

Доктор Шнайдер, коренастый седоусый бонвиван, не выпускавший изо рта уютно попыхивающую трубку, выслушал неутешительные новости со стоическим хладнокровием и тут же принялся решительно распоряжаться, устраивая незваных гостей со всеми возможными удобствами. Впрочем, тех, кто уже был знаком с ним, это не удивило: доктор везде чувствовал себя, как в собственном доме.

— Герра фон Кларена вы увидите позже, когда он придет в себя, — объявил доктор и добавил, невольно понизив голос: — Кость в плече задета. Рана тяжелая, но руку удалось спасти… Хотя сомнения были, — он повернулся к Ярноку: — Покажи, что ты догадался ухватить из дома.

Единственная имевшаяся в доме горничная, уже пристроив Пондораи Томашне и мальчика, повела Янину в ее комнату. Хильда, снова довольная всем на свете и жизнерадостная, как молодой сенбернар, несла следом злополучный саквояж.

Дом последнего из Кёдолаи производил внушительное впечатление как благородством архитектуры, так и спартанской скромностью обстановки: практически здесь не было ничего лишнего, не ощущалось здесь, впрочем, и милого домашнего уюта и изящества городских гостиных, и Янине пришло в голову, что в этом, казалось бы, достаточно просторном доме гостям редко бывают рады. А может быть, скромность обстановки была вынужденной — из-за нехватки денег и редкого в современном обществе нежелания пускать пыль в глаза. Впрочем, эти мадьярские аристократы, как известно, — болезненно гордый народ. Янина подумала, что с интересом осмотрела бы галерею семейных портретов предков графа, ей казалось, у любого наследника древнего рода должна быть такая коллекция, однако стены дома фон Кларена оживляли исключительно какие-то чертежи да рисунки на батальную тематику. Он ведь офицер в отставке, вспомнилось ей. В отставку он вышел, как говорили, в результате какой-то скандальной истории, может быть, по причине еще одной несвоевременной дуэли? Очевидно, у их хозяина был исключительно склочный характер…