Страница 48 из 147
- Лавровка - контора серьезная, - заметил Агафон. - Иногда не грех и побояться. У вас тут, я слыхал, кого-то вообще без головы оставили?
- Ты про того чувака, что у нас во дворе нашли? Это не Лавровка. Скорее, какие-нибудь чурки счеты сводят. У них, я слышал, если мстят, то разделывают, как этого.
В это время щелкнула задвижка, запиравшая дверь ванной комнаты, и оттуда вышла высокая девица в темно-зеленом махровом халате почти до пят и шлепанцах на босу ногу. На голову Галя намотала полотенце.
- Ой, мальчики! Здра-асьте! - пропела она.
- С легким паром, - поприветствовал ее Агафон, - позвольте вам стульчик предложить.
- Спасибо, - стрельнув глазками на мужика, который был заметно постарше Гриши и Налима, да и намного матерее, произнесла Галя, присаживаясь к столу.
- Пива не желаете? - Агафон открыл холодильник, достал банку, сдернул крышку за колечко.
Галя пригубила, отщипнула кусочек леща пальчиками с зеленым маникюром, демонстративно зажмурилась и сообщила:
- Я балдю...
Из окошка со двора донесся скрип открывающейся двери подъезда, какое-то пружинистое бряцание и знакомый цокот каблучков. Долетела перекличка нескольких звонких, перебивающих друг друга девичьих голосков:
- Уй, ну куда ты покатила? К арке надо!
- А вокруг дома объезжать не лень? За угол и через тот двор.
- Во дура, там же сейчас грязь непролазная!
Глуховатый голос, принадлежавший, как показалось Агафону, пожилому мужчине, произнес:
- Давайте лучше к арке. А то туфельки попачкаете...
- Там сейчас тоже лужа... - Агафон узнал последний девичий голос. Это был голос одной из юных малярих, Ларисы.
- Обрубка своего выгуливать повезли, - хмыкнула Галя, заметив, что Агафон прислушивается к шуму со двора, - тимуровки траханые.
- Не понял... - удивленно произнес Агафон, встал и выглянул в окно.
Три девушки - две из них были Терехина и Зуева, а третья, постарше и порослее, незнакомая - спорили, куда катить импортную инвалидную коляску, в которой сидел вовсе не пожилой, хотя и совершенно седой парень.
Агафон вообще-то был не самым жалостливым мужиком. Он с детства привык бить в драке, не жалея силушки, и особо не задумывался над последствиями ударов. Бомж, которого он до смерти забил, когда милиционером служил, был не единственным человеком, которого он отправил на тот свет. Когда-то, еще под командой Курбаши, ему довелось удушить клиента веревочной удавкой. Тот судорожно дергался, хрипел, стонал, пока витой шнур все туже перетягивал шею, но Агафон, усевшись жертве на спину и придавив обреченному руки к бокам коленями, не чувствовал жалости. И когда ему пришлось добить контрольным выстрелом в голову парня/еще недавно бывшего своим, тоже не пожалел.
Но тут, поглядев на этого седого, Агафон почувствовал жалость и тихий ужас. Ужас оттого, что как-то подсознательно представил себя на месте этого пацана, которому, несмотря на седую голову, вряд ли было больше, чем тому же Грише или Налиму.
У седого не было ни рук, ни ног. Левая нога была ампутирована по колено, правая - вообще от середины бедра. От обеих рук остались только подобия клешней, торчавшие из закатанных по локоть рукавов камуфляжки. На груди висел орден в форме креста - Агафон названий нынешних орденов не знал.
Девушки довольно быстро решили, что надо все-таки везти инвалида к арке. Лариса и Лида встали по бокам, высокая незнакомая взялась за спинку, и странная процессия двинулась вперед.
- Занятно? - спросила Галя, которая, пока Агафон глядел в окно, успела закурить. - Клево смотрится, да?
- Чего ж тут клевого? - укоризненно произнес Гриша. - Обкорнали парня ни за хрен собачий. Двадцать лет - и полный инвалид. Я бы лучше сдох, если б со мной такое было...
- Вы про что, ребята? - не врубился Налим. - Агафон, ты чего?
У Агафона на морде было не совсем обычное для него задумчиво-рассеянное выражение.
- Да там девки паренька повезли. Ни рук, ни ног. Кстати, две наши знакомые, с общаги, - ответил он на вопрос Налима.
- Я его знаю, - пояснил Гриша. - Он раньше тоже в парке тусовался. В нашем доме живет, во втором подъезде. Олег его зовут. В Чечне на мине подорвался, кажется. Отец у него от инфаркта умер, еще лет пять назад. А мать после того, как его из госпиталя забрала, двух месяцев не прожила. Тоже от сердца...
- Таких надо в интернаты для инвалидов отдавать, - сказала Галя, - а еще лучше - усыплять, как в Америке.
- Чего ты мелешь-то? - возмутился Гриша. - Кто тебе сказал фигню такую? Придумала, ё-мое!
- Ничего не придумала. У них в отдельных штатах законы есть, что, если больной жить не хочет, ему разрешается сделать такую штуку... Короче, я забыла, как называется, слово такое, не выговоришь. В общем, больной подписку дает, что от жизни отказывается, и ему укол делают. Засыпает - и все, с концами.
- Я тоже слыхал, - припомнил Налим, - знаю, как называется, - "эвтаназия". Только это дело не инвалидам делают, а тем, у кого рак на последней стадии или там СПИД, чтобы не мучились от сильных болей.
- Думаешь, у этого не болит? - сказала Галя. - Я с Элькой разговаривала, она сестрой работала, знает. Утех, кому руку или ногу отрезали, бывают такие боли, когда вроде болит рука или нога, которой уже нет. Да и вообще, ты понимаешь, что такое ни рук, ни ног? Работать он не может. Даже коробку такими клешнями не склеить. От одной ноги, считай, что ничего не осталось, значит, протезы разной длины будут, и ходить он нормально, хотя бы как тот же Маресьев, никогда не сможет. Да что там работать или ходить - его, извиняюсь, по-маленькому и по-большому надо в туалет носить и задницу ему вытирать. Понятно?
- Погоди, - спросил Агафон, - я не понял. Ты говоришь, что у него, у Олега этого, родичи померли, так? А девки ему кто? Ну вот эти, которые его опекают?
- А никто. С Элькой они вместе в школе учились. Ну, он тогда, конечно, классный парень был. Красивый, высокий, крепкий. Но они вроде только дружили. Конечно, я за ноги не держала, не знаю, но, по-моему, просто так ходили. А те, что деревенские, - помоложе. У него мать была родом из деревни, и летом они с Олегом туда как на дачу ездили. Наверно, он там с этими кисулями и подружился.
- Так это они, выходит, из одних дружеских чувств его под шефство взяли? подивился Агафон. - Из христианского человеколюбия, так сказать?