Страница 108 из 147
- Пошли... - с легкой издевочкой согласилась Ксюша. - Хорошо, что вовремя сообразил, чего сказать. А то я уж подумала, будто ты решил, что с дикой негритянкой только в лесу можно. На елке, за неимением пальмы. "Африка ужасная - да-да-да! Африка опасная - да-да-да! Не ходите, дети, в Африку гулять..."
- Не злись, а? Хорошо прошлись, проветрились, посмеялись - разве мало?
- Мне - мало, во мне дикие страсти кипят. У меня вообще мозгов нет, разве не знаешь? Негры - они не люди. Не слышал? Обезьяны мы, гориллы лысые.
- Не дури, Ксюшка, - Гребешок обнял афророссиянку за талию. - Зачем глупости молоть?
- Знаешь, я сейчас один случай вспомнила. Снял меня в Питере приезжий. Наш, русский, по-моему, из Сибири откуда-то. Богатый фраер, прикинут по фирме. Номерок снял крутой, для импортных. При нем два мордоворота, конечно. Ясно, что для экзотики выбрал. Не пробовал раньше черных. Ну, угостил немножко и вежливо так говорит: "Пойди помойся!" Я-то, дура, вначале не поняла. Думала, может, сомневается, что я после предыдущего не окатилась. Клиент всегда прав нет проблем, ванна в номере, далеко не бегать. Ну, вернулась. Легли, поработали. Я опять в ванну пошла. Выхожу, а он стоит перед зеркалом и себя рассматривает: не испачкался ли случайно о черноту? А сам, между прочим, перед тем, как ложиться, не мылся ни фига. Пропрелый весь, вонючий, сальный... Тьфу! Все вы, мужичье, одинаковы.
И решительно отстранив Гребешка, Ксюша зашагала к дому. Миша задержался, переваривая сказанное, затем сорвался с места и догнал. Остановил, взял за плечи и, отчего-то волнуясь, сказал:
- Прости, пожалуйста. Я обижать не хотел, правда.
- Ладно, завяжем, сама виновата. Не так все надо, не так как-то. Только я просто не знаю, как надо. В смысле, не как на работе, а как для души. Элька та умеет. Она ловкая. А я нет.
- Может, еще научишься? - усмехнулся Гребешок, взял Ксюшу за руку, положил ее небольшую ладошку на свою, распухшую и забинтованную, и поднес к губам. Шоколадка ты моя...
- Ох, зря ты это сделал! - пробормотала Ксюша, тяжко задышав, и неожиданно прильнула к Гребешку.
- Сердечко у тебя тюкает, - заметил тот. - Быстро-быстро. И осторожно прижался губами к влажному пухлому рту Ксюши.
- Ой, дура-ак... - прошептала Ксюша. - Я ведь могу поверить, будто ты влюбился. А назавтра увидишь при свете - исплюешься...
- Нет, - мотнул головой Гребешок, которому показалось, что зря он начал расписываться в усталости. И, обняв покрепче гибкую и трепетную Ксюшу, опять припал к губам. Теперь намного сильнее и жаднее. Ласково провел руками по ее плечам, спине, талии...
- Нет, - сама себе запретила Ксюша и нехотя, но все же отпихнула Гребешка, - не надо... Играешь ты со мной, а я могу всерьез принять. Понимаю, что врешь, а очень хочу обмануться. Пусти!
Она опять вырвалась - Гребешок, правда, не больно и удерживал - и побежала к своему дому. Хлопнула калитка, но топота по деревянному настилу Михаил не услышал. Остановилась.
Гребешок подошел к калитке, Ксюша обернулась, белки на темном лице сверкнули при лунном свете. Тяжело дышала, сдавленно, видно, внутри что-то бурлило и кипело.
- Не входи, а? - пролепетала она. - Пожалей... Дурею я.
- Я тоже, - сознался Гребешок. - Наверно, раз в году и сдуреть полезно.
- Сам же завтра будешь психовать. Прыщ увидишь, подумаешь, будто СПИД поймал.
- СПИД не дым, глаза не выест. - Беспечно произнеся эту фразу. Гребешок вошел в калитку, и Ксюша порывисто обхватила его.
- Ну, ты сам выпросил... Не жалей потом!
- Не пожалею...
Ксюша молча потянула его за собой, в дом...
Агафон с Элькой подходили к деревне со стороны дороги. Затяжную паузу в разговоре, которая началась после того, как они повернули обратно, нарушил Агафон:
- Надо все-таки подумать, как выкручиваться. Я ведь не шутил насчет того, что сюда придут.
- Давай будем как-нибудь порознь думать. У тебя своя голова, у меня своя.
- Между прочим, среди тех, кто придет, могут быть и друзья Ростика. Они, знаешь ли, такие шутки плохо понимают.
- Пусть приходят, если не лень. Мне все по фигу.
- Я тебе уже говорил, что они не одну тебя потрошить будут. Девчонок пожалей и Олега.
Элька остановилась.
- А может, мне вообще никого не жалко? - сказала она с настоящей яростью. - Ни их, ни тебя, ни себя?! Меня когда кто жалел?! Почему я должна, а остальные не должны?!
- Мне, например, сейчас тебя жалко, - тихо заметил Агафон.
- Ах, ты, оказывается, из жалости хочешь ключики прибрать?! - ядовито ухмыльнулась Элька. - Как благородный рыцарь, избавить даму от лишних хлопот? Классно!
- Да нет, - Агафон произнес почти ледяным тоном, - как раз сейчас мне с ребятами проще было бы не соваться. Нам, между прочим, надо было мирно ехать в Москву и отдыхать на даче. Никто нам ничего не сказал бы, если бы мы сюда не заехали. И в твои разборки с "лавровкой" мы не по своей воле встряли. Это Штырь, чудила, полез в бутылку. Мы ведь пустые были. Конечно, ё-мое, позавчера мы их немножко поставили на место, когда они на базу заявились деньги с нас соскребать. Но войнушки мы с ними не имели, даже по мордам не били. Просто на словах объяснили, что с нами надо вежливо. А Штырь, видишь ли, обрадовался, что мы, как лохи, с голой задницей приехали. Еще раз тебе спасибо, что помогла.
- Не за что. Я за себя выступала. Как и в случае с Ростиком. Это мое дело, и не фига вам в него соваться.
- Вот тут ты не права, девушка. Нам четверым поручили его водить по городу. Самим не трогать и другим не позволять. Он от нас удрал. Точнее, мы его потеряли из виду. А потом выяснилось, что ты его разделала как тушу. Весело? Я знаю, он с друганами как-то раз тебя невежливо поимел, но ты нас подставила.
- Извини, не знала. У меня свои проблемы были. Я увидела, как он с Лариской и Лидкой идет мне навстречу, а эти дуры хихикают - глазам не поверила. Думала, обозналась...
- А я бы не узнал человека, которого один раз видел несколько лет назад, к тому же всего несколько минут.
- Это потому, что не тебя насиловали. Если бы так обошлись, как со мной, на всю жизнь бы запомнил!
Они уже миновали дом Евдокии Сергеевны и подходили к дому Ксюши Щаповой. Из первого доносился громкий храп Лузы с подголосками, а из второго едва слышно долетали совсем иные звуки, более невнятные и трудноразличимые.