Страница 40 из 48
Очень нежное, почти кукольное лицо, только теперь напомнило мне черты самого Шина.
— В тот день, четыре года назад, мы с семьей приехали в Непал, как туристы и попали в самый закрытый храм. Мама очень хотела посмотреть на горные колокола. Мы пробыли там целый день, и уже вечером, когда покидали его, женщина обронила браслет, а я подняла, когда чуть не упала, поскользнувшись на нём.
Все время пока я говорила на лице Шина была словно каменная маска. Это испугало меня, но спустя несколько мгновений, он будто кивнул каким-то своим мыслям, и снова посмотрел в мои глаза.
— Я поклялся, что если найду браслет матери, то убью того, у кого он окажется. Но теперь вижу, что к смерти омма он не имеет никакого отношения, и его забрал не убийца.
Я сжалась и всхлипнула, втянув с шумом воздух. Шин не врал, в его глазах я видела, что это чистая правда. Вот почему бабушка Шала просила меня прятать браслет. Она знала о том, что произошло с женщиной и скорее всего была с ней хорошо знакома.
— Что… с ними случилось? — я и не думала, что могу говорить таким голосом.
С меня словно дух вышел, а слезы в его глазах не то что ввели в ступор, они заставили меня замереть, а сердце словно остановиться.
— Отца убили в тот же день, когда мать сбежала из храма, так и не забрав меня с собой. Ей не отдали сына, а отца она так и не нашла. Позже… Я покинул "Кагё-рю" сам. И когда нашел омони здесь, в Англии…
Он прикрыл глаза и попытался успокоиться. Я видела, буквально чувствовала, насколько ему больно. Поэтому руки сами потянулись к его лицу и застыли в сантиметре, в боязни прикоснуться.
— Её убили… — прошептал Шин, и я наконец дотронулась и погладила его.
— Тебе больно? Это… настолько больно?
Мой вопрос был закономерен. В моей голове не укладывалось, как это вырасти в глуши гор, а потом увидеть смерть родителей. Я не могла этого знать. Всё ужасное что произошло со мной — это навязанная свадьба.
Шин ничего не ответил. Он открыл глаза, а я сжалась от вида того, как слеза катится по его щеке. Это заставило плакать и меня. Глупо думать, что любовь способна только соединять тела. Это бред считать, что секс выше чувств, ведь как объяснить, что в этот момент его состояние, словно передалось мне. Было ощущение, что это моих родителей убили не понятно почему.
— За что? — я стерла влажную дорожку с его щеки, и Шин мягко улыбнулся, а потом прошептал осипшим голосом:
— За любовь, сайрен. Та легенда про моего отца и мать. Она полюбила не того мужчину, и её семья уничтожила его, а сына, который родился незаконнорожденным, отдали монахам, чтобы о нем никто не узнал. Так поступают богачи с не угодными им людьми. Когда отец нашел меня, он посвятил свою жизнь служению, чтобы быть рядом. Но и тогда… Его не стало.
Мне словно что-то в грудь вогнали. Оно давило, и не давало дышать. Меня словно огрели чем-то по голове, и до меня дошел смысл его слов, сказанных прежде. Откровенность и честность — без них нет отношений. Без них это просто желание утолить свои природные потребности, получить удовольствие.
Наверное поэтому, когда его губы коснулись моих, это было настолько сладко и горько одновременно, что у меня закружилось в голове. Весь мир остался за этими стенами и я поверила в его слова о судьбе.
— Теперь мы перейдем черту? — на грани стона я выдохнула в его губы, пока руки Шина дразнящими движениями развязывали завязки на халате.
— Я же говорил, — он с силой втянул губами кожу за моим ухом, и продолжил, а у меня глаза от этой ласки почти закатились, — …что у меня есть одна грязная фантазия.
— Деревянный пол? — пальцами зарываюсь в его волосы и притягиваю ближе, пока Шин медленно опускается передо мной на колени, покрывая поцелуями каждый открытый участок кожи.
— Он, — тихий рык, который заставляет меня опустить голову вниз, и охренеть от картины того, как он ухватился зубами за моё бельё, и начал тянуть тонкие белые полосочки вниз по бедрам.
— Сумасшествие… — я почти падаю, мне не за что держаться, а в глазах двоится от того, как крышесносно смотрится эта черная блестящая тряпка на его теле.
И я знаю, что под ней ни хрена нет. Что я и чувствую, когда Шин освобождает меня от белья, и падая на спину, увлекает за собой на пол.
— Поймал, — шепчет в губы, и переворачивает нас, поднимаясь надо мной и снимая свой халат.
Глаза так и липнут к тому, что видят. Крепкие мышцы, обтянуты кожей настолько эластично, что я улавливаю взглядом, как они перекатываются со стороны в сторону, при каждом его движении. На лице Шина играют тени от светильников, делая его ещё нереальнее.
— Красивая… — он проводит рукой по моему животу, а тело само тянется за его прикосновением, пока глаза замечают, как плоть мужчины наливается силой, а ладонь накрывает мою грудь и мягко сдавливает.
— Моя сладкая девочка… — другая рука опускается ниже, дразнит меня, когда вторая находит мою руку, и с силой переплетает наши пальцы, заводя вверх и раскрывая перед ним.
— Хочу чтобы ты кончила от моих рук, — и это не пустые слова, потому что его пальцы тут же погружаются в меня, и я задыхаюсь от резкой вспышки и непривычных ощущений.
Сильными и нарастающими толчками, он доводит меня до исступления, сдавливая мягкую чувствительную точку. Ритм становится только сильнее, а моё дыхание ещё надрывнее. И Шин ловит его. Он отпускает мою руку, упирается своей в пол и погружает пальцы глубже, "слизывая" губами мои всхлипы, которые превращаются в глухие стоны. Мои ладони сами хватаются за него, а тело выгибается по дуге от волн дрожи, которая только сильнее с каждым его движением внутри меня. Шин словно чувствует это, потому что мои метания и вскрик он глушит глубоким поцелуем, сдавливая всё тело своим. Язык медленно ласкает нёб, в такт уже плавным толчкам руки. Он наслаждается тем, как я сокращаюсь вокруг его пальцев и продолжает томно целовать. Намеренно не дает сделать мне вдох, чтобы оргазм длился дольше.
— Этого мало… — вяло шепчу, сквозь стон, когда Шин все же отпускает меня, — Хочу всего… тебя.
Рука исчезает, а на смену ей приходит ощущение полной наполненности, которое усиливает отголоски удовольствия, подводит к краю снова, как и звук тяжелого дыхания Шина.
Пол под нами стаёт влажным, и я чувствую, что скольжу по нему. Но мне нравится это ощущение, потому что с каждым нашим движением мы становимся ближе, как одно целое.
Его член мягко пульсирует во мне и растягивает, погружаясь все глубже, задевая самые чувствительные точки настолько точно, что по позвоночнику бежит не то, что дрожь, а жар. Это ощущение заставляет меня прижаться к Шину сильнее, и он тут же приподнимает меня обхватив рукой талию, и целуя, садит на себя.
— Аххх… — вскрикиваю, и ловлю губами хрип Шина, понимая, что и он уже на грани.
Ведь его руки трясутся, как и я сама, пока наши тела трутся друг о друга всё сильнее. Умом понимаю, что он не остановится, и Шин это доказывает. С силой и дрожью насаживает грубо на себя и не дает закричать от новой волны наслаждения, снова словив стон губами, как и я его.
Мы синхронно сокращаемся, и это нереально приятно, когда твой мужчина теряется в удовольствии одновременно с тобой.
Шин медленно тянет рукой вверх по моей спине ткань своего халата, не выпуская из объятий. Прохлада атласа дарит щекочущее ощущение, пока я пытаюсь отдышаться, держа голову на его плече и мягко целуя кожу, которая пахнет полевыми цветами.
Когда атлас накрывает меня полностью, я понимаю, что дрожь ушла, а на смену ей пришла истома. Она заставила прижаться сильнее к Шину. Без слов, без глупых идиотских слащавых речей. Зачем они, когда я чувствую, как дрожащие пальцы его руки, забираются в мои влажные и спутанные волосы, скручивая локоны, и прижимая сильнее к себе.
— Я не отдам тебя никому. Я прокляну Небеса, если они отберут тебя из-за этих дурацких браслетов, Мария.
— Я никуда не уйду, суеверный дурак, — хохочу в его плечо, и слышу ответный смешок.