Страница 26 из 109
В верхнем конце улицы, можно сказать, на горной вершине, находилось артиллерийское училище и по слухам - лечебница для душевнобольных. Если честно, хозяева, сдавшие мне комнату, очень походили на пациентов подобного заведения. Нет, не потому что отважились пустить в свои стены незнакомого бородатого человека, да к тому же художника. Они и впрямь показались мне странными. Это были два старика, семейная парочка. Молодость их растаяла в дымке прошлого, испещрив лица сетью глубоких морщин. Так вот, когда я подыскивал жилье и впервые оказался в этой части Пензы, то возле одного из домов увидел могильную оградку, за которой мирно зеленели грядки с редиской, лучком и петрушкой, а рядом валялись куски гранита и обрывки ткани, очень напоминающей обшивку гроба. «Лара Крофт расхитительница гробниц?» - мелькнула в моей голове ассоциация с фильмом, который когда-то крутился в кинотеатрах. Помню, я еще раз сверился с адресом, в глубине души надеясь, что мне не сюда, но оказалось, я пришел куда следует. Конечно, вид странного огорода меня не остановил. И даже когда старуха-хозяйка предстала передо мной в какой-то мешковине, через которую просвечивалось её сморщенное тело, я и бровью не повел. Она вела себя странно, но что касалось составленного ею договора и озвученного порядка оплаты, то в этом вопросе она проявила необычную предприимчивость и трезвость ума. Потом мне расскажут, что эта старуха постоянно наносила себе побои и тут же мчалась в травмпункт. Там она заявляла, что её избили соседи и уже на следующее утро во дворе дома появлялся молоденький следователь. Жильцов нашего дома он посещал довольно часто. С такой же регулярностью люди в деревнях ходят мыться в баню, то есть - примерно раз в неделю. Следователя усаживали за стол, угощали чаем с баранками и расспрашивали о тяготах службы, после чего он бысто составлял протокол, с улыбкой извинялся за беспокойство и уходил. В момент заключения договора со старухой я об этом ещё не знал, поэтому, не задумываясь, подставил под ним свою закорючку. Почему бы и нет? Я же не дьяволу душу продавал? Тем более, сумасшедшая хозяйка оставляла квартиру в моё полное распоряжение, а сама переезжала в дом мужа. Мне уже давно хотелось сменить шумную общагу на какое-нибудь тихонькое местечко, где можно поработать одному.
Насколько я себя помнил, мне все-время хотелось что-то рисовать. После уроков в обычной школе, я шел в художественную. Любил подолгу гулять в одиночестве, в каком-нибудь красивом месте, наблюдать за людьми, подмечать их настроение, эмоции. Помню и свою первую натурщицу - Олю.
Это было незадолго до школьного выпускного. Тогда я впервые попробовал нарисовать обнаженную женщину с натуры. Я стащил у вахтера ключи от художественной мастерской и мы вдвоем с Ольгой заперлись изнутри. Я пообещал купить ей в награду батончик "сникерса" и "марса" (годы были голодные), и она с радостью согласилась попозировать. Когда девушка разделась и улеглась на специальный диванчик, я заволновался. Она это поняла сразу: по моим скованным движениям и длинным паузам между словами, когда я, запинаясь и краснея, пытался скорректировать ее позу. Она послушно выполнила то, что я хотел, но ее взгляд и блуждающая на губах улыбка постоянно отвлекали меня, и я никак не мог сосредоточиться на работе - набросок получился отвратительным. Когда я закончил, то поблагодарил Ольгу и сдержанно произнес: «Можешь одеваться».
Но у нее на этот счет имелось иное мнение. Она подошла к мольберту, заглянула в него и рассмеялась, вогнав меня в краску.
- Если ты хочешь рисовать обнаженных женщин, тебе придется научиться сохранять хладнокровие.
Я был совершенно с ней согласен, но она не дала мне возможности как следует поразмыслить над этим - прижалась всем телом и обвила руками, словно дикий плющ. Одновременно с этим, ее губы прильнули к моим губам, пробуждая во мне дремлющие до поры первобытные чувства.
- У тебя это впервые, я вижу, - прошептала она, горячо и порывисто дыша, после чего стала помогать мне расстегивать одежду.
Видимо, меня изрядно потряхивало от волнения, поэтому она и разгадала мою тайну, которую я так бережно хранил перед лицом своих школьных друзей. Мне ничего не стоило загнуть им очередную историю о моих амурных похождениях, ведь с фантазией у меня все было в порядке. Тогда, как мне казалось, это повышало мой социальный статус, и только с возрастом я понял, какой ерундой была забита моя голова .
Как бы то ни было, но в тот далекий день в мастерской оказалось сразу две обнаженные натуры, а Ольга стала моей первой женщиной. Каким по счету был я у нее - история умалчивает. Но только не подумайте, что художники и натурщицы обязательно вступают в любовную связь. Нет…Совсем нет… Больше я Ольгу не приглашал – не мог ей простить того издевательского смеха, которым она наградила мой первый неудачный набросок. Надо сказать, я очень быстро научился отделять зерна от плевел. И теперь, предстань передо мною хоть сто обнаженных красавиц – участниц конкурса красоты, я даже бровью не поведу. Нарисую, и все. А когда картина будет готова, заявлю: «Можете одеваться, девушки» - и спокойно пойду допивать кофе.
Со временем я перестал приглашать натурщиц. Нет, соседи тут были не при чем. Они вообще мало интересовались людьми, которые ко мне приходили. Просто я стал рисовать женщин по памяти. Бродил по улицам Пензы, присматривался к лицам, позам, линиям тела. И если мне требовалось изобразить то, что иногда скрывалось под одеждой (коленку, например), я в таком случае использовал свою фантазию и воображение. Ну, и память, конечно.
Однажды на выставке со мной произошел курьезный случай. Двое довольно солидных мужчин подошли к моей картине, на которой прекрасная восточная женщина исполняла танец с саблей. Один из них, вглядевшись в холст, вдруг заявил: