Страница 107 из 115
– У нас не более десяти–пятнадцати минут, – предупредил Федя.
Растоптанное, оплывшее свечой сознание некогда человека валялось и корчилось в пьяном и наркотическом угаре, открывая путь к подсознанию…
… На двадцать пятой минуте голова полковника, сравнимая с юлой на исходе своего бега, накренилась и медленно покачиваясь, пошла по кругу. Описав малые круги, она остановила движение, всхрапнула. Взревев мамонтом, получившего удар по голове дубиной дикаря, клиент конвульсивно взбрыкнул ногами, чмокнул губами, раскрыл их и повалился набок.
Выключив диктофон, мы трое, сидя на брезенте молча переваривали услышанное. Обняв руками колени, покусывая травинку, Федя отбросив свои шутки, очень серьезно проговорил, кивнув на диктофон:
– Вы понимаете, что ЭТО? Теперь за наши шкуры, не говоря уже о шкуре клиента, на самом богатом базаре копейку пожалеют.
Сплюнув травинку, добавил:
– Вот поганцы!
Кому он адресовал свое возмущение, то ли к жадным базарным покупателям, или к тем, кто был запечатлён на диктофоне, уточнять не стали. Не выказывая тревоги, Лёша принял решение:
– Всё орлы, сворачиваемся. Пусть у Москвы болит голова, что и как дальше поступать. Мы свою работу почти сделали.
За этим «почти», стояло многое: без потерь выбраться из города, доехать до Ташкента и доставить запись по назначению.
Осторожно, как на похоронах подхватили останки полковника. Доставив «прах» до «ауди», уложили на заднее сиденье.
Поколдовав над картой города, Лёша обратился ко мне:
– Смотри, в километре отсюда подходящее место. Полковнику там понравится. По коням.
Из ведомого став ведущим, покинул стоянку проторенной три часа назад дорогой. «Ауди» старательно высвечивая колёса «жигулей», утюжила мой след.
Через пять минут прибыли на означенное место. Пока Лёша просматривал обнаруженные в папке бумаги, Федя и я подняв с пола полковника положили его на сидение, расстегнули и приспустили его штаны, освободили от пуговиц рубашку. Купленной в Шерабаде губной помадой вполне художественно расставили на некоторых частях тела Мурода метки. На приборную доску поставили плотно закупоренную бутылку недопитой водки, пиалу со следами помады, несколько абрикосов, бутылку минералки. В барсетку положили спичечный коробок с анашой, папиросы. Зеркало заднего вида Федя наклонил под углом, вполне достаточным, чтобы ночная бабочка перед тем, как покинуть машину, могла выкрасить губы и подбить поломанную прическу. Общая картина получилась убедительной и соответствовала моральным убеждениям доблестного вояки. Сложив, как предписывает ритуал руки, склонили голову. Перефразировав известные строки я печально произнёс:
Полковник наш рождён был пьянью,
Залитый водкой, обкурен дрянью.
И добавил:
– Спи спокойно, дорогой Мурод, не поминай нас лихом.
Федя, положив свою руку на моё плечо успокоил:
– После такой дозы слон может забыть, что родился не в Арктике. Он едва ли вспомнит своё имя, не говоря о твоём, дорогой Махмади!
Заняв места в жигулёнке, ушли по трассе на юг. Проехав километра полтора, свернули в лабиринт улочек. К строящимся гаражам вышли, когда на востоке яркое пятно Венеры стало терять свой блеск. Проглотив вторую за сутки тонизирующую таблетку, вышел из машины. Присев на сложенные кирпичи возле строящегося гаража, прикурил, жадно затянулся. Подставив лицо пробивающейся заре, блаженно улыбнулся.
Впервые, я испытал такое же созвездие смешанных чувств в семнадцатилетнем возрасте, в училище. Набрав по кругу высоту в шестьсот метров, АН–2 заходил на боевой курс. Группа первокурсников, рассаженная по весу вдоль бортов, обняв запасные парашюты, с известковыми лицами, облизывая сухие губы в тревоге ожидала рвущий нервы рёв сирены. В отброшенную инструктором дверь, заструился прохладный наружный и совсем неземной воздух. Оббежав хвостовую часть, воздушный поток ощупал комбинезоны мальчишек по правому борту, потрепал оскаленные в ужасе лица. Проделав такую же шутку по левому борту, лизнул усы инструктора, хлестнул по обшивке, проверяя её на прочность, взвихрился и спиралью кинулся в родную стихию.
Сирена, пробившись сквозь шлемофоны больно ударила по ушам. Поданная инструктором команда жестом руки и голосом, который никто не услышал, подбросила юные тела вверх. Развернувшись лицом к захлебывающемуся проёму, проверив зацепление карабинов о трос, курсанты двинулись навстречу своей судьбе. Следуя за спиной товарища, увидев, как тот исчез в бездне, клещом вцепился в дверной обвод. «Аннушка» исходя мелкой дрожью внесла в мою неокрепшую душу смятение. Предательская трусость поколебала мою волю. Её подлая и мерзкая натура с хрустом пожирала молодые побеги решительности, уверенности и самообладания. Сердце, изъеденное внутренним червем сомнения в правильности выбранной профессии, ёкнуло. Тело подалось назад, но наткнулось на руку инструктора, прокричавшего: «Шнурки завяжи на сапогах!» Пока я удивлённо опускал голову, инструктор дружеским толчком своего колена, отправил меня в свободное падение. Секунда, две, три, хлопок… и меня маятником закачало на стропах открывшегося парашюта. Механически сдёрнув чехлы со строп, развернулся на них по ветру, оглядел через полюсное отверстие ватное облако. Подтянувшись на лямках, усадил свой зад поудобнее.