Страница 3 из 162
Слава богу, отец, умный человек, дал мне какое-то поручение, и я ушел в контору. Выйдя, я прислонился к прохладной стене и постучал себя по голове ладонью. Каким же надо было быть кретином, чтобы так опозориться.
Дверь открытой оставил – вижу отца, слышу разговор, что, мол, в Кракове ненадолго, проездом в Москву, а затем в Туркестан. Она понизила голос, и я уловил лишь обрывки ничего не значащих фраз: Асхабад[1], генерал Куропаткин и т.п.
Вошел посетитель. Отец дал распоряжение заняться им, а сам испытующе посмотрел на графиню. Он был очень проницательным, мой батюшка и сразу догадался, что без особой причины Блонская не посетила бы его. Он терпеливо ждал, когда она объяснится.
– Адам Соломонович, у меня есть к вам деликатное поручение кузины. Ей нездоровится всю неделю, и она попросила меня подобрать подарок на именины нашей тети. Именины послезавтра. Надеюсь на вашу помощь и безукоризненный вкус.
– Пройдемте в кабинет, графинюшка. Там будет удобнее разговаривать...
– Глаша, подожди здесь...
Отец провел юную графиню в кабинет и позвонил в колокольчик. Служанка вошла через некоторое время с подносом, на котором дымился носик серебряной кофейной бульотки над масляной горелкой, и сверкали ослепительные мейсенские чашки. Через минуту она вышла, оставив дверь неплотно прикрытой.
Находясь в конторе, я услышал обрывки разговора.
Мой отец усадил красавицу в кресло:
– Мне неловко, что я принимаю вас здесь, ваше сиятельство. Но вы отказываете мне в возможности проявить себя гостеприимным хозяином по отношению к самой уважаемой моей клиентке, не посеете моего скромного дома. Не возьмете ли вы на себя обязанности хозяйки и не не разольете ли кофе, Евушка.
Послышался легкий шорох шелкового платья:
– Конечно, Адам Соломонович. У вас тут очень мило. Вы же знаете, я не очень-то почитаю роскошь... А здесь изящно, даже изысканно. Теперь буду жалеть, что раньше не посещала ваш салон... Я вижу, вы увлеклись живописью. Какое прекрасное полотно!
– Нет, не увлекся. Я не люблю живопись. Мне больше по душе скульптура и творения инженерной мысли. Это подарок Якова на именины. Некий Моне... «Лодки», кажется. Картинка милая, вы правы.
– У меня есть несколько картин Моне, но это, видимо, что-то из более раннего его творчества. Я никогда не слышала об этом полотне... У Якова хороший вкус, мне кажется, он очень тонко чувствует красоту...
Отец только крякнул:
– Да-а уж...
Графиня опустила голову и смущенно улыбнулась:
– Мой милый Адам Соломонович… Вы знаете, что я отношусь к вам… как к отцу. Мне иногда кажется, что ближе вас никого у меня и на свете то нет, разве только еще Глаша. Нужно поговорить…
– Конечно. – Я увидел, как прищурил глаза отец. Старого лиса не провести. – Я, признаться, милая Ева, и сам к вам собирался завтра. Но раз уж вы здесь, до завтра откладывать не стану. Поговорим.
– Я приехала к вам не только из-за именин тети.
Папаша упрямо наклонил голову и вкрадчиво спросил:
– А из-за чего?
– Из-за этого, – Ева перекинула через голову массивную цепь и протянула ее отцу, – перед отъездом в Лондон… ваш Яков подарил мне медальон. Вот этот. Яков признался потом, что ему здорово влетело от вас за то, что он распорядился такой дорогой вещью. Я носила его неделю, не снимая, даже спала с ним. Мой батюшка увидел и потребовал, чтобы я вернула подарок, но медальон вдруг пропал, исчез, словно по волшебству. Слуги перерыли весь дом. Искали даже в саду, но не нашли. Я так расстроилась, но все же смирилась с утратой подарка и вскоре совсем забыла о нем.
И вот, я приехала в Краков месяц назад после пятилетнего отсутствия. Суматоха, беготня, слуги разбирают вещи, убирают на чердак зимний гардероб. В покои принесли сундуки с моими вензелями и один из них спустили по ошибке. В нем когда-то хранили мои детские вещи. Я расчувствовалась, конечно, решила посмотреть, распахнула сундук. Ах, все такое маленькое, трогательное! Сверху лежало синее бархатное платье, когда-то мое любимое… Я гладила поблекшее серебро на кружевном воротнике, вздыхала, что беззаботных детских лет уже не вернуть и… неожиданно из кармашка на юбке выскользнул медальон. Он откатился на ковер, и крупный бриллиант в центре ослепительно сверкал в солнечном свете. Нашелся! Странно, не правда ли? Выходит, все пять лет он пролежал в кармане моего детского платья. Его никто не нашел, потому что на следующий год я уехала из Кракова в Москву, потом выросла из детской одежды и ее просто не стали разбирать!
В тот же вечер я надела медальон к ужину. Конечно, папá сразу обратил на него внимание.
– Какая милая вещица... Старинная работа... Постой-ка, это, случайно, не тот медальон... – Он не договорил, и так странно посмотрел на меня.