Страница 150 из 162
– Мужа?
– Думаю… нет.
Ева вспыхнула:
– Если не мужа, и не вас, что было бы логично… – тут уже вспыхнул я, и в третий раз меня обдало жаром, – …то кого же?
– Вы всегда любили только одного мужчину… Якова Поренцо.
– Любила его, вышла замуж за другого, детей родила…
– …от третьего… Это бывает в жизни, Дарья Петровна.
– Вы меня презираете, Даниэль Карлович? – Ева посмотрела на меня очень грустно.
– С чего бы это? Все мы грешники…
– Наверное… но только не вы! Вы… Вы!!! – Воскликнула она с жаром.
Я обернулся и сказал тихо, да так, что она осеклась:
– Я… как все…
Ева вдруг улыбнулась, подошла ко мне, стала сбоку, завертела страницы Цовьянова:
– Хорошо, будь по-вашему. Но прошу вас, не лишайте меня иллюзий, Даниэль Карлович. Вы – олицетворяете то чистое, благородное, доброе и великодушное свойство души, во что хочется верить, когда такое кругом творится… Может быть, поэтому между нами была только дружба… Потому что я не нахожу другого объяснения…
Ева взглянула на меня снизу вверх, она была ниже сантиметров на двадцать. Рука, листая атлас, нечаянно, как крылья мотылька, вспорхнула над моими пальцами. Складки платья мягко коснулись брюк у левого колена, и тут уж не только варом меня обварило, но и дрожь прошла по всему телу, и воздух в кабинете наполнился звенящим гулом в висках и бешеным ритмом сердца:
– Дарья Петровна… – Я машинально открыл нужную страницу, и замелькал текст, возвращавший меня в реальность… “Не допустить рождения ножек плода до полного раскрытия маточного зева… Ладонной поверхностью правой руки… противодействовать преждевременному рождению ножек”. – Дарья Петровна… вы очень ошибаетесь на мой счет… не стоит меня так идеализировать…
– Хорошо… Буду восхищаться вами молча…
– Вы смеётесь…
– Нет. А скоро ей рожать… пациентке?
– Скоро, может быть сегодня… Меня позовут… А почему вы спрашиваете… Боитесь одна останетесь? Мотя рядом… так что, если что-то понадобится…
– Можно я пойду с вами?
– Куда? На роды?!
– Да.
– Это исключено, Дарья Петровна.
– Я хочу помочь! Вам, наверняка, понадобится помощник! Вы сами говорили, что у нас был один учитель, что я закончила Курсы сестер милосердия и готовилась поступать в университет!
– Но вы ничего не помните, Дарья Петровна! Ничего!
– Нет, что-то я помню… Вот сейчас в руководстве… знакомые рисунки… могу поклясться! Я буду на подхвате…
Я покачал головой:
– И не стыдно вам, врать, Дарья Петровна? Вы же ничего не помните, я-то вижу…
Она стояла передо мной, умоляюще сложив руки. Я стоял на своем:
– Роды это тяжелое испытание для женщины, тем более такие, какие предстоят этой бедняжке. Вы никогда не были на родах – это зрелище не для слабонервных!
– Я не боюсь крови! Позвольте мне помочь вам! Вам понадобится помощь… просто помощь… я же не прошу вас позволить мне оперировать!
– Не сходите с ума, Дарья Петровна…
– Я уже сошла с ума, и вы это прекрасно знаете! – Губы ее дрогнули, и уголки рта поползли вниз.
– Ну… будет вам… не надо так говорить. Ну, не плачьте, Дарья Петровна…
– Возьмите меня с собой… Мне так одиноко…
И я сдался и шлепнул себя ладонью по ляжке:
– Дарья Петровна, вы вьете из меня веревки…
Новый год неминуемо приближался, и страшный девятнадцатый год отживал последние дни. Хотелось праздника, мандаринов, печатных рождественских имбирных пряников, хрусталя, боя часов в полночь, шампанского и ёлки! Мандарины я купил, и они стояли в бумажном пакете между широкими рамами на кухне. Хрусталь Мотя тщательно вытерла и приготовила. Часы, старинные французские часы, работы неизвестного господина, Jacques-Dutertre, мастера из Парижа, отбивавшие каждые полчаса тяжелого революционного времени, стояли в столовой. Шампанское и пряники я, конечно, не достал, но зато был кагор и разведенный спирт. Дело было за малым – за ёлкой. Я упрямо вбил себе, что если уж на Рождество ёлки не было, то на Святки и Новый год должна быть непременно.