Страница 17 из 47
Расставшись с разумом, душа обратила внимание, что слишком много вопросов касалось поведения американцев и Горлова. Насчёт Саши – понятно, прокурор хочет повесить все убийства на него, чтобы виновников не искать! Уж такие вещи способен понять любой. А Лена, хоть и не любила "мыльные" детективы, все же телевизор смотрела.
Но зачем следователю Дик? Как он виноват в трагедии с экспедицией? Душа заглянула в палату к Дику, возле которого неутомимый следователь заполнял многочисленные листы протокола. Лена пыталась прислушаться, но тревогу забило тело. У её постели стоял вальяжный врач, а в палате никого не было.
Игла тоненького шприца вонзилась в трубочку капельницы. Прозрачная жидкость прозрачными вихорьками клубилась в трубочке, смешиваясь с физраствором. Вальяжный быстро сдвинул зажим регулятора, увеличив поток лекарства, втекающего в вену. И вышел.
Страшное подозрение родилось в Лене.
- Зачем он сделал это тайно? Пусть я и неправа, но проверять на себе не стану!
Душа пыталась разбудить тело, заставить поднять руку, выдернуть иглу из вены, но времени не хватало. А столбик отравленной жидкости опускался к голубой жилке на левом локтевом сгибе. И тогда душа пережала беззащитный сосудик по всей длине, выдавив кровь из него, сделав вену тугой и непроходимой! Поток жидкости остановился.
От боли, скрутившей руку, тело проснулось. Еще непослушные после сна пальцы правой руки ухватили трубку, дернули вверх. Прозрачная трубочка выскочила из канюли иглы и оросила струёй прикроватный половичок. Он впитал остаток жидкости, которая промыла трубочку от яда.
Когда вытекли последние капли, Лена вставила её назад в иглу. Откуда у неё появилась мысль схитрить? Да имело ли это значение! Теперь она не хотела верить никому. Надо спешить, применять новое умение души – лечить себя и Дика, самостоятельно, как можно быстрее.
- И убираться отсюда!
*
Дождь ослабел, сменил постоянство на разнообразие. Порой небеса прекращали сеять морось, швыряли крупные редкие капли, но ветер безжалостно рвал верхушки деревьев. Найдя малейший просвет, падал в него. Тогда вся мокрень, не стекшая еще с дерева, горизонтально летела вперемешку с хвоинками, мелкими веточками и прочей гадостью, чтобы непременно хлестануть по самым чувствительным местам – глазам или губам.
Горлов не убирал ладонь с лица, просматривая путь сквозь сближенные пальцы. Тропа была знакомой, даже в темноте он предугадывал камни и повороты. Который уже раз приходится идти, третий? Дай бог, чтобы последний! Сухощавый, которого звали Ивлев Кирилл Игоревич, плелся позади, и не очень успешно, судя по звуку падения.
Матвеич остановился, подождал. Ивлев оглядывался, пытался прислушиваться. Пистолет, перепачканный грязью, так и торчал в руке.
- Да спрячьте оружие, Кирилл Игоревич, на кой оно? – опрометчиво ляпнул врач.
- Откуда вы знаете? Чувствуете их на расстоянии?
"Ага, сейчас расскажу, разбежался!"
Недоверчивость Матвеича не прошла после совместного избавления от смерти - что такое несколько часов верхом на балке против трёх суток ареста?
Они не успели сблизиться перед лицом общей опасности. Пересидев торопливых проверяющих – десяток ойротов и шамана – оба "воробушка" рискнули спуститься вниз. Горлов за время лежания на балке так вымотался, что молча побрел в алтарный пристрой. Там жадно сгрыз пачку галет, сожрал две банки консервированных сосисок вместе с жидкостью. Причем не стоя, не сидя, а полулежа на полу – настолько плохо себя чувствовал. Ивлев молча наблюдал за ним, временами осторожно выглядывая в большой зал.
Отлежавшись с полчаса, Матвеич отважился снова завести "припев о невидимости". А там и стемнело. Почти наощупь выдвинулись они из скита, обождали минут пять у забора, осторожно миновали гигантское кострище. Ступая только по исхоженным, натоптанным местам, ушли вниз. Ни единой души им не встретилось. И трупов не было. Ни старых, ни новых. Куда их унесли ойроты?
Сейчас тропа должна выйти к реке. Дай бог, чтобы катер их ждал. А если нет? В темноте скита он даже топор не стал искать. У Ивлева только перочинный нож. Хотя, тут Матвеич проверил свободной рукой, в кармане болталась памятная вещичка – наручники. Ивлев расстегнул кольцо еще на балке, крутанувши ключиком из связки. Сволочь запасливая! Стоп, что это?
Даже в мокрой, продуваемой насквозь темноте, темная масса катера выделялась неподвижностью очертаний. Она не колыхалась, не меняла формы под напором урагана. Наклонившись навстречу ветру, врач пытался пробиться к машине, без особого успеха.
Впрочем, тело быстро сообразило, что сделать, когда наклон стал слишком большим, а сцепление с травой слишком маленьким. На четвереньках врач обрел должную устойчивость. Ивлев вновь продемонстрировал сообразительность, и, не чинясь, двигался в той же позе. Десантный люк оказался открыт. Внутри гулял сквозняк.
- Ничего не слышите, Александр Матвеевич? – Ивлев почти бесшумно (ну да, в посвисте урагана – бесшумно!) вполз внутрь.
- Похоже, никого, - больше для себя бормотнул Горлов, сообразив, что ойроты убрали пилота!
Ивлев протиснулся вперед, задев железякой пистолета. Обход завершился быстро. Задраенные люки оборвали сквозняк, стало потише. Сев на место пилота, Ивлев спросил:
- Вы, случаем, водить такую технику не умеете? Я тоже профан полный... А запустить мотор, рацию включить?
- Давайте свет поищем, - прервал отрицательные качания головой озябший Матвеич, - чего в впотьмах сидеть. Я бы в сухое переоделся...