Страница 83 из 116
Часть третья. Глава 18. Государственная тайна
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ТАЙНА
Мама так и не вышла из дома. Она заперлась в спальне и рыдала. Периодически затихала и в этом затишье ругала меня на чём свет стоит, периодически сыпля проклятиями. Ни Кора, ни Лютка, ни Витка не вышли во двор. Своих детей забрали и не выходили из комнат. Батя, невзирая на мои протесты, собрал нам огромную заплечную корзину всякой снеди.
– Знаю я, как в ваших академиях кормят. Мужикам есть надо, – кивнул он в сторону Альга и Геры. – Да и вам для шевеления извилин силы нужны, – складывая копчёности и вяленое мясо, говорил отец. – Круп и бобов я вам положил. Лапшу, доча, сама нарежешь. Дело это несложное, справишься, чай, не впервой.
Он сходил в комору и принёс нитки сушёных грибов.
– Этого года. Ерошка собирал, – горько усмехнулся отец.
Я вдохнула аромат. Вспомнила, как мы с братом в прошлом году бродили по лесу, собирая грибы. Как Ерошка выкрикивал: «Рута! Я нашёл полянку! Я молодец! Ну же, похвали меня!» В горле снова стал ком.
– Всё образуется, – похлопала меня по плечу Кхыбра.
Я только кивнула.
Батя принёс из корчмы два шмата розового сала с широкими мясными прожилками в крупных кристаллах соли. Сало было чуть влажным, «со слезой», как говорили в корчме. Мы засаливали его по особому рецепту, секрет которого не рассказывали никому. Семейная тайна. Он бережно обмотал его в тряпицы и положил в холщовый мешок.
– Вино пришлю в медоваре. Да и пиво поставлю к празднику. Наше, морошкинское. Приезжайте, попробуете.
– Спасибо, – вразнобой поблагодарили его ребята.
– Пиво у бати знатное. Горчинка чуть слышная, не то что в «Умертвии».
– Неужели корчма до сих пор работает? – удивился отец.
– Ага, – сказала я и покраснела.
Кхыбра улыбнулась, видимо тоже вспомнила чудный фиолетовый горошек.
Я хотела привычным движением отбросить косу на спину, но рука нащупала пустоту, и я попыталась заправить за ухо завивающуюся короткую прядь. Из этой затеи ничего не вышло, и пружинка волос снова выпрыгнула на щеку. И без того не радужное настроение пошло вниз. Герман не сводил с меня глаз и молчал. А через минуту… Нет! Что он натворил?! Гера вытащил из голенища нож. Узкое лезвие лишь блеснуло на солнце, когда резким движением он отрезал свою косу. Я всего лишь раз полюбовалась его длинными густыми волосами… Зачем?
– Герман…
Но он только улыбнулся.
– А что? Я и забыл, что такое короткая стрижка, – он весело подмигнул мне. – Вместе будем отращивать. Посмотрим, у кого быстрее отрастёт.
Кхыбра незаметно толкнула меня рукой в бок. Я посмотрела на неё – троллина сдерживала улыбку. Я скользнула взглядом по Альгину. Тот стоял мрачнее тучи. Наверное, злился, что не ему первому пришла в голову эта идея. Но его хвост с косой Германа не сравнится. А вот батя хмуро смотрел на Германа, протягивающего ему косу.
– Ребята, прекратите глупостями заниматься. Приём волос на сегодня окончен.
– Никак косы собрался продавать, Прохор? – послышался от калитки голос Горпины.
– Как узнала?
– Ты же знаешь, что мне для этого не нужны сплетни. В храме Акридены была. Ехала мимо, гляжу, а ты цирюльню просто неба открыл!
Ведьма зашла во двор и подошла к Герману.
– Хорошая коса, толстая. Много выручить за неё можно, – Горпина пощупала и повертела её в руках.
– Возьмёшь? – закрывая корзину, спросил отец.
– Отчего же не взять. И золотой дам. За обе косы.
– Бери, – разматывая рубаху с моей косой, ответил отец.
– Смотрю я на тебя, Прошка, и думаю: дурной или прикидываешься?
Мы замерли.
– Ты хоть знаешь, что я могу наворожить на эти волосы?
Герман прищёлкнул пальцами.
– Успокойся, – махнула рукой в его сторону Горпина. – Если бы хотела наврочить1, не спрашивала бы. Косы возьму. Сделаю вам амулеты, – она глянула на меня. – Приедете в медоваре и за три золотых выкупите.
– Три золотых? – изумился Альгин.
– А как ты хотел, хлопец? Я месяц работать буду. Или в академии теперь по-другому амулеты делают? Те, что сегодня я на вас видела, и вовсе полгода делали.
Альгин вытаращил на ведьму глаза, а та только усмехалась.
– Выкупим, – твёрдо сказал Герман.
Ведьма встретилась с его взглядом. С минуту они словно проверяли друг друга на прочность. Гера не отвёл глаз. Горпина же рассмеялась, запрокидывая голову. Тяжёлые косы всколыхнулись на груди.
– Хорош в гляделки играть! Держи, Прохор, – она бросила невесть откуда появившийся золотой.
Отец на лету поймал кругляш.
– Хорошие хлопцы, – улыбнулась ведьма, затем внимательно взглянула на троллину. – И ты, девка, скоро великую радость обретёшь.
Сказав это, Горпина забрала косы, замотала в мою же рубашку и положила в сумку.
– Мальцу сегодня есть не давай. Отваром пои. И вот этим, – она достала пузырёк и протянула бате. – Не бойся, это хорошее зелье. Боль быстро снимет, и он уснёт. А завтра приду, заговоры почитаю. Сегодня нельзя, не тот день. И жёнке скажи, чтобы не мешала. Вздумает ехать в Глоск к Фимке, то рядом с сыном сляжет. Я не шучу!
Отец тяжело вздохнул.
– Не привязывать же её.
– Запри. Иначе беды накличет на весь род. И ставни закрой. День перекрутится и успокоится. Проша, посмотри на меня.
Отец коротко зыркнул на ведьму.
– Я имею право так говорить. – Горпина перевела взгляд на корзину со снедью. – Хлопцы, берите корзину и несите в телегу. Через час грифон в Сытов летит.
Ведьма, не прощаясь, вышла со двора. За весь день Будяк не издал ни звука. Как залез в будку, так и сидел весь день там. То ли чувствовал беду, то ли доживал последние дни. Альгин с Германом подхватили корзину и, пыхтя, понесли к телеге, которая стояла у ворот.
Всю дорогу до станции я косилась на Геру. Нельзя сказать, что ему было плохо с короткими волосами, но уж больно непривычно видеть его таким. Альгин же насупился как мышь на крупу и делал вид, что с интересом рассматривает Курчавое. Кхыбра всю дорогу загадочно улыбалась. Оно и понятно: услышать хорошее от ведьмы – уже большое счастье.
У дилижанса я крепко обняла отца.
– Батя, береги себя. Я не пропаду.
Он поцеловал меня в макушку. Как я могу после стольких лет прожитых вместе называть его «дядей»? Нет. Он мой папа. Навсегда. На всю жизнь. А мама… Пусть боги нас рассудят. Я не таю на неё зла. Но после услышанного, общаться с ней не хочу, совсем не хочу. И с сёстрами тоже. Только Ерошка. Единственная еле заметная ниточка, которая нас с ней связывает. Я вспомнила тоненькие руки и ноги брата, то, как он лежал на земле, и еле сдерживалась, чтобы не расплакаться. Если бы не Горпина и мои друзья, то прощались бы мы с Ерошкой в храме Аргины, поднося дары Арьессе, чтобы приняла его в Айгронисе как собственного сына.
– Тётку не забывай, – наставлял батя. – Тяжело ей, хоть и хорохорится.
– Мы с Кхыброй будем у неё подрабатывать.
Он легонько щёлкнул меня по носу.
– Только давай, чтобы было не так как в конце весны. Помни, что от ножа, стрелы или арбалетного болта не успеешь увернуться. И не забывай: каждую неделю отправляй птица. Хоть голос твой услышу, егоза.
– Как всегда, – согласилась я.
– Беги, ребята заждались. Я рад, что у тебя надёжные друзья.
– Грифон-дилижанс отправляется через три минуты, – объявил маг-погонщик и закрыл заклинанием дверь.
Герман и Альгин, как личные стражи сели по обе стороны от меня. Кхыбра, хихикая, сидела напротив. Конечно, весело ей. А я как будто в тиски зажата: оба схватили за руки так, словно я их собственность.