Страница 3 из 94
Словом, прибрала к своим рукам Аюму госпожа из Южных покоев. Мол, надо дочку любезного супруга к замужеству подготовить, а то, уж прости, мой драгоценный и нежный, прости за злой язык, но что-то мать малышки не сильно старается... А что матери настоящей сделать против красивейшей разлучницы? Вот хотя бы свою девочку в добрые руки пристроить: и занялась госпожа из Северных покоев собиранием сведений про лучших местных женихов. Что ни говори, а хоть какое-то развлечение. Амэноко одобрила и «целиком вверилась опыту и мудрости старшей жены». В головах слуг в который уж раз закипели пылкие расчёты, с кем из двух жён надобно быть вежливее и угодливее. Хикару, перегруженный возросшими потребностями дражайшей своей прелестницы, с удесятерённым рвением погрузился в учёно-служебные заботы. Он бы не прочь почаще ночи дома проводить, да, что уж таить, и вечера, и дни, но страшнее надутых губок любимой женщины в мире никогда не было ничего. Но, между нами говоря, вот тут-то и вышел толк из учёного и императорского служащего. Служебное рвение, оно к всякому делу полезно...
Быстро полгода прошло. Аюму научилась дивно наряжаться. И уже было во что. Отец её успехов в науке достиг, да расположения наследного принца. Придирчивая старшая жена наконец-то отобрала с десяток самых подходящих кавалеров. И наследника престола хотела в список включить, да передала Амэноко через слуг, что красивые мужчины, да ещё и принцы, на женщин падки, практичнее жениха попроще выбирать. И жену любить будет крепче, и меньше риск, что соперниц заведёт. Любила старшая жена свою дочурку, потому нашептала служанке, что не дело искать самого красивого жениха, надо просто знатного и доброго. Как бы случайно, по пустяку сказала служанке. На том жёны и порешили. А, сказать надобно, что коварная лисица была хороша и в игре в го, и в игре на многих музыкальных инструментах. А Аюму, начавшая мечтать о лучшей доле, училась прилежно. Амэноко частенько ей повторяла:
– Я когда-то была на одном собрании. И видела женщину уже почтенных лет, играющую на музыкальном инструменте и поющую. Ещё я видела женщину средних лет, некрасивую, но читавшую свои стихи так, что аж дух захватывало. И тогда я поняла, что у женщины в любом возрасте есть возможность быть красивой.
И хотя Аюму прекрасно помнила, кто пробрался в их дом под видом красивой женщины, однако же понимала, что мудрости у лисицы хватает. Или практичности – как хотите назовите, а пользы не убавится. Ещё и заметила она: мать её ничему новому не училась, теряла со временем красоту всё больше и больше, а кицунэ частенько новое изобретала, частенько новому училась, совершенствовалась в известных ей искусствах. И задумалась девушка, что полезней: просто быть верной, заботливой и нежной женой или, помимо перечисленного, стремиться постоянно становится краше: по молодости – в нарядах, а далее – в стихах, песнях, музыке, каллиграфии... Да и в го она роскошно играть научилась, временами одерживала верх над «второй матерью». Амэноко посоветовала ученице заниматься с удвоенным рвением: глядишь, и до того похорошеет, что сердце какого-нибудь придирчивого учёного заберёт. Насовсем заберёт, так как конкуренток будет негусто: придирчивым мужчинам сложно угодить, но уж если сердце отдадут, то до конца жизни можно и не возвращать.
А потом события полетели-закрутились... Вывела как-то младшая жена старшую и дочку по лавкам пройтись. Мол, выбирайте, что хотите, а я попрошу нашего дражайшего супруга всё оплатить – будет ему повод стать ещё талантливее и усерднее. И с той поры, как слуги говорили, случилось Нежданное Хозяйское Перемирие, когда обе жены ходили по лавкам, сколько хотели, да ещё и мужа поделили: пока одной неможется, она его отправляет к другой под видом заботы о другой его верной спутнице. А потом как-то вечером сковало сердце Аюму ледяным ужасом – отец тогда во дворце был – и отчего-то ринулась в покои лисицы. А там на полу сцепились Амэноко да человек с ножом... Подхватила Аюму с полу вазу да швырнула об голову наёмного убийцы. И откуда столько силы вдруг нашлось в хрупких руках? Тот упал без чувств. Дрожащие женщины скрутили его накидкой. Утром, на заре, Хикару испуганный прибежал, нож схватил, рванулся к пленённому. Тот с испугу признался, кто подослал. Оказалось, что не выдержало лютой ненависти сердце госпожи из Северных покоев: вздумала избавиться от соперницы. С тех пор хозяин насовсем позабыл о старшей жене.
На следующей неделе взяла Амэноко с собой Аюму в лавку – мать не пускала, кричала, но дочь от неё отшатнулась, как от змеи. И ушла. По пути тихо спросила Амэноко:
– Зачем же ты кинулась спасать кицунэ, глупая девчонка?
Значит, заметила, но смолчала...
– Просто... вы были со мной добры, – девушка смущённо потупилась.
– Я всю жизнь мечтала о такой дочке, как ты, – со вздохом призналась Амэноко, – О такой смелой и смышлёной.
Но боги вскоре послали ей сына... Красивого, смышлёного малыша...
А потом какие-то воины задолжали торговцам слишком много. Пошли громить лавки... заодно и пару усадеб сожгли... И усадьба Хикару подвернулась им на пути в тот злосчастный день. Амэноко велела старшей жене хватать дочку и её сына и сбегать чёрным ходом. А сама вышла навстречу смутьянам, дерзкая и ослепительно прекрасная... Когда самураи, следившие за порядком в тех окрестностях, подоспели и вырвали её, истерзанную, побитую, и вернули мужу, тот, хотя и отвернулся сначала, но долго обиду за измену не хранил. Всё-таки, любимая жена спасла старшую, не смотря на жестокость той, и честь её дочери заодно... С той поры сдружились хозяйская дочь и госпожа из Южных покоев. Накрепко. Так отобрала лисица у старшей жены ещё и сердце дочери...