Страница 58 из 60
POV. Фьора
Услышав из уст своего мужа слово «праздник», я едва не подпрыгнула от радости, но сдержалась, всего лишь вертя в руках перо, улыбнувшись и сказав, что идея мне нравится. Сколько себя помню, я всегда любила праздники, будь то балы, даваемые Лоренцо Великолепным во дворце Медичи или те торжества, которые устраивал для меня отец в честь моих дней рождения. Леонарда всегда по такому случаю пекла огромный пирог и, вместе с домашней прислугой, украшала дом цветами. На празднество приглашались все дети, с которыми я была в приятельских и дружеских отношениях.
Ни один мой день рождения не обходился без моей верной подруги Кьяры Альбицци. Конечно же в числе приглашённых оказывались Доменико Аккайоли, Лука Торнабуони и Пьетро Пацци. Вот мне была потом забота следить, чтобы Доменико и Лука не донимали Пьетро своими подковырками и злобными шуточками насчёт физического уродства юного Пацци. Внешнее уродство — не беда. Гораздо хуже, когда душа безобразнее наружности.
Искренне сопереживая Пьетро, я всегда защищала его от издевательств сверстников как умела. Естественно, Пьетро с негодованием отвергал мою помощь, считая позорным для себя, что за него заступается девчонка — к тому же младше его на три года. Вот только теперь Пьетро мёртв, а клан Пацци сто процентов ополчился против меня и мне в родную Флоренцию въезд заказан.
Лоренцо приглашал на балы дворян и буржуа. Нанятые музыканты играли на лютнях и арфах, роскошный зал освещали множество свечей, приглашённые люди разбивались на пары. Царит атмосфера лёгкости, непринуждённости и веселья. Из глубин моей памяти всплыл тот день, когда отец взял меня с собой на праздник, устраиваемый Лоренцо Медичи, где я и познакомилась со своим будущим мужем. Вспомнилось, как сеньор Лоренцо пригласил меня на танец, после которого мне больше не хотелось танцевать ни с кем другим.
Румянец окрашивал щёки и кровь в венах горела огнём, в висках стучало. Мысленно я вернулась к своему отъезду из Флоренции и тому поцелую, подаренному мной Лоренцо на прощание. Уж не знаю, доведётся ли мне ещё хоть раз с ним встретиться или тот поцелуй окажется последним, что останется в памяти.
И вот Филипп предлагает мне устроить праздник и пригласить гостей. Мне его идея понравилась. Не трудно догадаться, что моим мужем движет желание как-то порадовать и отвлечь меня.
Ясно как день, что он видит во мне едва ли не святую мученицу. Несчастную девушку с искалеченной, изломанной душой, потерявшую веру в людей. Только дурак не заметит в графе де Селонже стремления искупить вину передо мной, изгладить тяжёлые воспоминания обо всех перенесённых горестях.
Из положения, в котором я пребываю сейчас, нужно учиться извлекать для себя выгоду.
Чувство вины за былые дурные поступки в отношении моего отца и меня, и за обрушившиеся на мою с отцом головы несчастья, гложет моего супруга. При умении и желании по этому его больному месту можно наносить удары.
Наверное, Филипп думает, что праздник меня повеселит и развлечёт. За все те дни, прожитые в Селонже, я от мужа кроме добра, ничего не видела. Филиппу нравилось проявлять ко мне щедрость, преподнося в подарок изысканные наряды, головные уборы, вуали и обувь, а также шикарные украшения. Но я была равнодушна к подаркам, не было даже и тени радости.
Большой замок, что золотая клетка, о прутья которой бессознательно хочется убиться, богатые украшения и обновы многим знатным дамам на зависть, обручальное кольцо на пальце с родовым гербом — точно пудовые кандалы.
Большую часть своего свободного времени муж посвящал мне. Вместе мы разбирали в его кабинете важные документы и делились воспоминаниями о той жизни, которую вели до свадьбы. Гуляли по окрестностям Селонже или в лесу, взяв с собой Стефана. Филипп даже почти не возмущался, когда я брала ёжика с собой спать. Да и зверёк перестал с ним дичиться.
Мой благоверный учил меня фехтованию и говорил, что для меня хорошо бы нанять учителя, когда он сам уедет сражаться за дело Карла Смелого. В последнее время мне стали чаще сниться кошмары. То мне привидится, что монах Ортега сбежал из тюрьмы, разыскал меня, подкараулил в лесу и заколол тем самым кинжалом, который я ему подбросила в Нотр-дам. Или сон, что Иеронима выжила и вместе со всем кланом Пацци привязывает меня к трупам Марино Бетти и Пьетро, после закапывая в землю.
Обычно после таких «радужных» сновидений я просыпалась от собственных криков и в холодном поту. Тогда Филипп брал меня на руки, крепко прижимая к себе и тихонько укачивал как ребёнка, шепча на ухо нечто успокаивающе и целуя в макушку. Помогало прийти в себя после увиденных кошмаров.
Именно этого я всегда хотела, вверяя ему всю себя, преклонив у алтаря колени в монастыре Сан-Франческо во Фьезоле и с выражением нескрываемой радости на лице слушая молитву пожилого настоятеля. Мне хотелось любви, заботы и тепла, единения чувств и жара объятий — всего того, что зовут счастьем замужней жизни. Правда, откуда мне было знать в ту пору, что мечты о тепле и счастье — лишь глупый мираж, эфемерный и сладкий обман, оставивший после себя горький привкус разочарований и сожалений?
Зря, видимо, понадеялась, что едва знакомый супруг всегда будет мне крепкой опорой, поддержкой, защитой. Я слепо верила, что Филипп и есть тот, кого судьба послала на моём пути, чтобы сделать счастливейшей женщиной на земле.
Жестоко ошибалась, думая, что муж никогда не оставит лицом к лицу с одиночеством, отчаянием, страхом и болью. Сама попалась в эту паутину, умирала и возродилась теперь демоницей мщения.
Ни счастья, ни тепла не нашла я с тем мужчиной, рядом с которым о них грезила.
Столько долгих дней жила этой красивой и глупой небылью, пока не всплыла на поверхность истинная причина, почему Филипп взял меня в жёны…
Не любовь, но трудно поддающаяся контролю страсть, которую не терпелось утолить, да сто тысяч флоринов золотом от моего отца — для нужд Карла Смелого.
Но в ту пору я была слишком наивной и неопытной юной девушкой, чтоб понять, что любви в нём и не было, мне это привиделось, приснилось…
Даже если выбранный мною путь мести, который никогда не бывает прямым, за покойных родителей приведёт меня в никуда, в могилу или на эшафот — не важно, какое это имеет значение? Что моему мужу за дело до этого? Ему было наплевать на то, что у меня на душе и в сердце, что из себя представляют мои мозги. Он тупо хотел от меня только моего тела и денег от моего отца для спонсирования военных походов этого трижды проклятого и чёртова Карла Бургундского! Где тут искренняя и страстная любовь ко мне?! Так и хотелось всё это, что взрывает мою голову, вывалить на Филиппа, всё ему в лицо высказать наболевшее и сжегшее мне сердце в кучку пепла. Но я молчала, верная своему плану через постель Филиппа подобраться как можно ближе к Карлу Смелому и отомстить за моих родителей. Герцог сполна ответит мне за пролитую палачом на эшафоте кровь Жана и Мари де Бревай!
Как бы Филипп ни старался уверить, что любит меня и я ему дорога, я-то догадываюсь об истинной причине, что его со мной держат только чувство вины и жалость. Нет ни малейшего желания унижать себя такого рода союзом. Тем не менее, всё же придётся, раз через него решила поближе подобраться к герцогу Бургундскому и воздать за кончивших жизнь на плахе кровных отца и мать.
Все эти ласка, забота, любовь и тепло… я хотела всего этого раньше — до всех исковеркавших меня событий.
Теперь уже не надо, спасибо. Я сожжена дотла морально, так что обойдусь без тепла огня в очаге, от моих сердца и души сейчас осталась жалкая кучка пепла и золы. Никогда и ничего не бывает слишком поздно, бывает только уже даром ни на кой-чёрта не надо. Вот так и у меня получилось с собственным мужем. Где этого благородного Робин Гуда и Ланселота раньше носило, когда я отчаянно нуждалась в защите и вела безжалостную борьбу за моё выживание не на жизнь, а на смерть, и вышла из этих битв с изувеченной донельзя душой?!
Я не представляю, как мне с Филиппом прожить на одной территории хоть один месяц и не придушить его ночью подушкой. Особенно, когда он решил именно сейчас вытянуть из меня правду.
Ишь, чуткий и заботливый какой! Раньше надо было ко мне это проявлять. Теперь уже не надо.
— А я пью настойки, чтобы от тебя не забеременеть, — ляпнула я первую пришедшую в голову правду.
— Я знаю, с Бертрадой дружишь не ты одна. — Заявил мне Филипп.
— И про Игнасио Ортегу я тебя не обманула ни единым словом.
— Я знаю. Фьора, я люблю тебя и всегда буду на твоей стороне. Даже если правда виновата ты. Потому что моя жена ты! — без предупреждения меня сгребли в охапку и прижали к себе! — Всегда так будет, Фьора, всегда!
«А может, мне правда с ним пожить? Думаю, он изменился. К лучшему. Вот только одна проблема — как от его хватки освободиться?» — думала я, блаженствуя в мужних объятиях.