Инквизитор двух миров

Вспомнил, как он попал в этот, чужой ему мир, как несколько тысячелетий пытался достать его бога, сбить с мерзавца спесь, отплатить ему за мерзкий подарок, обернувшийся тюрьмой и адом на несколько тысяч лет.

Вспомнил их неожиданный откровенный разговор, после того, как подумал, что бог этого мира уже умер, а он остался теперь один насовсем, непонятый никому, а Кьякью всё-таки пришёл и вдруг так искренно с ним заговорил.

Вспомнил ту странную ночь, когда Творец этого мира и он, его противник, стремящийся разрушить его мир, сидели рядом на скале у моря и откровенно говорили о себе.

Вспомнил свою надежду, мимолётную и отчаянную, что пройдя по Мосту между миров, он сможет вернуться домой, в родной мир.

Вспомнил, как он и бог чужого мира ругались напоследок, по-дружески и беззлобно, так, словно и не было тысячелетий этой вражды, словно этот Кьякью Франциска никогда не обижал.

Вспомнил, как быстро, предвкушающее, билось сердце Кайера, когда тот бежал по Мосту между двух миров к родному миру, где родители нарекли его Франциском, и как оно испуганно замерло, когда между новым телом и родным его душе миром возникла невидимая непроницаемая стена.

Кайер судорожно сжал голову руками и закричал. То ли вопль, то ли рык. Его не смог заглушить даже сильный морской ветер.

Он не смог сбежать из мира, ставшего ему тюрьмой. Он не смог разрушить тело, сотканное из плоти чужого мира взамен тела, давно умершего в мире родном. Он не смог оторвать свою душу из навязанных ему оков. Не смог убежать туда…

За что?.. О, за что ему подарено бессмертие, от которого он не в силах избавиться? О, за что ему этот ад? Уж лучше бы он просто горел. Заживо. Вечность. В том аду, который воображали последователи религии в родном мире. Но только не здесь. Только не здесь!!!

Глаза защипало.

Лучше бы хоть на миг очутиться в том лесу. Даже если там давно уже нету Анжелы. Но в том лесу, чьи деревья смогут ему напомнить её смех. Как она кружилась между деревьев, задевая стволы и ветки – и окутывая себя и его водопадами капель и струй, остатков умывшего землю дождя. Услышать бы её смех. Хоть раз бы услышать её смех! Хоть раз бы взять её за руку, бледную, израненную с выдранным ногтём, от вида которого кровь стынет в его груди. Вкус вины. За то, что он когда-то мучил её. За то, что он тогда не стремился её уберечь. Яркий, едкий, сжигающий душу вкус вины был милее лесов чужого мира и забвения, которое уже укрыло в памяти очертания её лица. Почти уже насовсем. Он так редко уже мог вспомнить её лицо!

Он снова закричал, от раздирающей душу боли. Тело было иным, но душа помнила всё.

О, за что? Где же, где его девочка? Где его бедная добрая глупышка Анжела? Где его ангел, всего на мгновение осветивший его жизнь? Куда же ушла душа после её смерти? Ведь она уже умерла там? За эти тысячелетия она умерла там, а телу её воскресать было не дано. Так, где же душа её? Если его душа когда-нибудь избавится от тела, встретятся ли? Где его женщина? Женщина, жизнь которой была такой тяжёлой и глупой. Где его женщина? Встретятся ли? Дано ли им будет когда-нибудь встретится? О, Анжела! Встретятся ли они? Встретятся ли?

Кайер упал на колени, уткнувшись руками в холодный и мокрый камень.

Как они встретятся, если в том мире люди умирают насовсем? В том мире люди не бессмертные. Они умирают насовсем. И Анжелы, его ангела, там больше нет. Нигде её нет. Нигде.

Слёзы. Жгучие слёзы. Отчаянные.

Зачем ему нужно могущество, если оно не в состоянии вернуть ему его женщину? Всего лишь одну женщину?! Ему больше от жизни и не надо ничего!

Зачем ему чужой мир, в котором он может властвовать? Что ему с власти над целым миром, где нет его любимой женщины?

Зачем ему всё это? Неужели, только за то, что он не уберёг свою женщину? Если этот ад – расплата за его прежнюю жестокость с ней и за то, что он бросил её там одну, носящую их дитя, преследуемую инквизицией, то, тогда, выходит, за то. Тогда, выходит, он этот ад заслужил. И нечего думать, закончится ли этот ад когда-нибудь или суждено душе его биться в нём в агонии целую вечность.

Заслужил – страдай.

Осуждал других – теперь осудили тебя.

И плакать бессмысленно. И кричать бессмысленно. Остаётся только принять.

Принять, что выхода из этого мира нет. И Анжелы больше нет тоже.

Благ, не выдержав, поднялся и подошёл к нему. Нагнулся, хлопнул по плечу. Кайер, увидев хоть кого-то живого рядом, отчаянно обхватил его ноги, уткнулся в них лицом.

Ну, хотя бы она… его бедный и глупый ангел… Хотя бы Анжела заслужила себе рай, в котором забудет обо всём? Знать бы это! Знать бы ответ хотя бы на этот вопрос из града мучающих его вопросов. Хотя бы Анжела… хотя бы где-нибудь, хотя бы на чуть-чуть счастлива ли она?..

Благ отцепил его пальцы от своих ног – Кайер ему не мешал, смирившись с потерей и этой опоры – и вдруг присел рядом, обнял.

Так они просидели рядом на мокрых холодных прибрежных камнях. Кажется, так они просидели вдвоём тысячу лет.