Незаменимая

Похоже, мое появление придало ей сил. Иногда Ханна оговаривалась и называла меня дочкой, потом густо краснела и замолкала. Вообще, она была не разговорчива с мужем, но со мной щебетала, как птичка ранней весной. Когда еще не стаял снег и продолжали хрустеть морозы, но уже бежала капель, проглядывали проталины. Голодно тогда мелким птахам, но они уже чуяли весну, грядущее тепло и пели – жалобно, но звонко. Вот и моя Ханна начала запевать. Были это невеселые песни: о тяжелой женской доле, о голодных зимах, о не вернувшихся с войн мужьях, но мне они нравились. Зато не пришлись по вкусу стервятнику. Стоило хозяйке забыться и затянуть песню в вечерний час, как он тут же кидался в нее чем попало под руку и орал дурниной.

- Опять завыла, баба!

В такие минуты мне хотелось самой надавать ему по морде – иначе язык не поворачивался назвать. Но тогда я бы и сама не стала ручаться за свою судьбу. Стоило вспомнить, что пришлось испытать однажды ночью, чтобы затравленно озираться по сторонам.

Спала я неизменно одетая, хорошенько подоткнувшись одеялом. Но в одну из ночей проснулась от холода. Оказалось, стервятник стянул его с меня и теперь нависал, бесстыдно разглядывая. Его глаза блестели алчным огнем.

- Кожа гладкая, - шептал он, гладя меня по тыльной стороне ладони. - Как персик. Сочная…

Меня затрясло. Сердце отбивало чечетку, перед глазами всё поплыло. Запах крепкого вина и дешевого табака, которым пропитался хозяин, щекотали ноздри. Я боролась с рвавшимся наружу кашлем, лихорадочно соображая – что делать? Чем я могла оборониться, если вдруг это чудовище посмеет посягнуть на то, что ему-то уж точно не принадлежало, будь я хоть тысячу раз в его плену! Единственное, что пришло в голову – нельзя выдавать, что не сплю. Он хитрее и примет меры. Надо было застать его врасплох, тогда у меня были шансы дать отпор. Хотя бы от неожиданности, но он отступит. А потом можно незаметно стащить что-нибудь потяжелее и припрятать под подушкой – на будущее.

Стервятник тем временем принялся слюнявить мне руку мокрыми рыбьими губами. Меня передергивало от отвращения, хотелось отпихнуть его, надавать пощечин и проредить сальную бородёнку. Но я терпела, набиралась сил и старалась держать рассудок холодным. Получалось не очень – еще немного, и я бы не сдержалась, но он сам оставил меня в покое. Застыл, будто его кто спугнул, и поспешил прочь. Я же до рассвета не сомкнула глаз - тряслась и зажимала рот другой ладонью, борясь с тошнотой. На следующий же день незаметно утащила вилку – мне давали есть только деревянной ложкой, поэтому пришлось исхитриться. Как великую драгоценность, припрятала ее в соломе под подушкой. Правда, воспользоваться ею так и не пришлось.

Неделя шла за неделей. Я стала забываться, привыкать, но как раз в тот день, когда ни разу не подумала о своем положении, стервятник пришел раньше обычного. Солнце еще светило в заколоченные окна, когда он ворвался в дом, фыркая и довольно потирая руки. А потом следом за ним вошел старикашка. Щуплый, ссохшийся с красными воспаленными глазами и шамкающим беззубым ртом. Щеки его покрывала седая щетина. Ватник поверх серого камзола, похоже, достался ему с чужого плеча – висел мешком. Душа моя хрустальным стаканом разбилась о дощатый пол, жалобно звякнув напоследок. Вот он – мой новый хозяин! Жалкий страшный старикашка! Наверное, я бы шлепнулась прямо посреди комнаты без чувств, если бы не сдавленный вскрик Ханны за спиной.

- Ах!

Я обернулась – она застыла с прижатыми к щекам ладонями. Глаза ее были широко распахнуты, губы дрожали. Даже мужа она не боялась так, как этого человека. Вот когда внутри закипело, разрослось что-то раньше мне мало знакомое. Я выпрямилась, оскалилась, готовая пусть не руками, так хоть словом защититься от нового чудовища. Обернулась - и тоже застыла с открытым ртом. На этот раз – от удивления.

Следом за сохлым стариком вошел мужчина лет двадцати пяти. Высокий и стройный с широкими плечами. На чуть бледном лице выступал прямой нос, опаляли взглядом черные глаза. Темные волосы свисали с плеча, затянутые в длинный хвост. Одет незнакомец был в черные брюки из хорошего сукна. Теплое пальто, отороченное мехом, было распахнуто, являя взору накрахмаленную белоснежную рубашку. Именно перед ним лебезил стервятник, чуть ли не бородой метя пол.

Незнакомец тем временем брезгливо окинул нас с Ханной взглядом и застыл на мне. Усмехнулся, прищурившись. У меня по спине побежали мурашки, заползли за шиворот и застыли на горле ледяным капканом.

- Она?

Стервятник закивал.

- Из благородных, говоришь…

Хозяин побагровел, подскочил ко мне – ничего не соображающей, схватил за руку и выставил ее перед незнакомцем.

- Смотрите, ваше-ство, какой перстень! Откуда он у голодранки взялся бы? Укради – так сразу и продала бы, не стала бы напяливать.

Незнакомец нахмурился и принялся разглядывать тетушкино кольцо.

- И что, она к тебе с неба упала прямо в этой крестьянской робе?

- Зачем - в робе? В платье! Из болота выбралась – грязная холодная, еле жена моя выходила!

- Платье, конечно же, не сохранилось?

Стервятник заметался, как пойманная курица. Только тогда я поняла – он его продал.