"Исход"

Все шло по плану. Айтишники быстро нашли поломку, вскрыли один из двенадцати датчиков и с упоением принялись в нем ковыряться. Строев ходил вокруг незаглушенного глайдера, борясь с детским желанием слепить снежок и запулить его в матовый купол станции. Температура воздуха на полюсах Ганимеда была довольно комфортной, не опускаясь ниже минус пятнадцати градусов по Цельсию. Воздух приятно морозил лицо. Егор расстегнул до груди костюм легкой защиты. На этой стороне планеты стоял погожий полярный день. Материнская звезда Е-356/74f светила ярко, но не слепила. Снег на Ганимеде имел красноватый оттенок, был мелким и по структуре походил на пыльцу, поэтому при каждом шаге взмывал розовыми облачками.

В какой момент он почувствовал постороннее присутствие, впоследствии вспомнить не смог. Каждый спец, а Строев, несомненно, был спецом экстра-класса, ощущал опасность по-своему. У кого-то холодели ладони, у кого-то схватывало живот, у других пробегал мороз по коже. Да, реакция на невидимую опасность у всех была своя, индивидуальная, но спутать ее с чем-то другим было невозможно. У Егора вставали дыбом волоски на теле. Причем, что удивительно, именно с той стороны, откуда эта самая опасность исходила. В учебке друзья часто подтрунивали над ним по этому поводу. Даже примета шутливая в отряде была: «У Строева шерсть на загривке встала – жди наряда вне очереди!»

***************************

Ник, сидя на корточках, уже битый час наблюдал за муравьиной кучей, выросшей этим летом в палисаднике, прямо у стены дома. Стояла июльская жара. Бабушку срочно вызвали на Фиджи в заповедник Коло-и-Сува. Там недавно клонированный детеныш тираннозавра уже который день отказывался от пищи.

Мама же возвращалась с работы обычно ближе к вечеру. Поэтому сейчас Ник был полностью предоставлен самому себе.

Со второго этажа, из распахнутых настежь окон кабинета отца, доносились приглушенные голоса. Егор Строев, старинный друг папы, находился во внеочередном отпуске на Земле и, конечно же, не мог не воспользоваться случаем заехать в гости. Знали они друг друга еще с курсантских времен. Вместе поступали в ВКА (Военно-космическую академию), вместе же по окончании получили распределение в ГКЧС.

Когда Ник услышал знакомые «Ганимед», «база», «псевдоозера», то из мальчишеского любопытства подкрался поближе. Обычно сдержанный дядя Егор что-то оживленно рассказывал отцу. Он все время ходил взад вперед, от окна к двери, поэтому его голос то приближался, то удалялся.

Ник замер, решая, обозначить свое присутствие или нет. Конечно, правильнее было бы сразу это сделать, а теперь, пожалуй, лучше затаиться, а то совсем неловко выйдет. Тем временем наверху раздался хлопок открывающейся бутылки, звякнули фужеры, отец что-то успокаивающе проговорил. После непродолжительной паузы дядя Егор уже прежним, низким, чуть с хрипотцой, голосом как-то даже буднично продолжил:

– Чувствую, как на правой руке волосы сами собой зашевелились, глаза скосил да так и обомлел. Идут. Троица. О чем-то своем спорят, руками машут, а слов не слыхать. Вижу, что говорят, рты раскрывают, друг другу что-то втолковывают. А я в форменный ступор впал. Глазею на них, как дурак, ни сказать, ни двинуться не могу. На двоих легкие комбинезоны нараспашку, третий вообще в гражданской майке, заляпанной чем-то красным, будто сок клюквенный на себя впопыхах пролил. И идут так не спеша. Аккурат к моим подопечным. А те возятся себе в аппаратуре, ничего вокруг не замечают. Не знаю, долго бы я так простоял, да тут заметил, что пар-то изо ртов у этой троицы не идет! А ведь, как ни крути, должен бы – минус пятнадцать-то, не выше. Ну, я как заору, не помню что. ну типа: «Назад! Бегом!» И все такое... Умники-то работу свою прервали, стоят, смотрят на меня, как на ненормального, а приближающуюся троицу в упор не замечают. Вдруг один, тот, что в майке был, останавливается и прямо так на меня смотрит. До конца жизни тот взгляд не забуду. Так, знаешь, с укором, что ли... Как мать на не в меру расшалившегося ребенка глядит. И головой так качает, мол, не место здесь играть-то. И откуда у меня столько прыти взялось? Думаю, и олимпийцы бы позавидовали. В три прыжка до умников своих долетел, схватил обоих под мышки – и в глайдер! Форсаж врубил – хорошо еще, что антиграв четко сработал. В общем, фирменной свечой стартанули. Пока до базы шли да швартовались – а это минут сорок, не меньше, – так в тишине и просидели. Что они думали о внезапно спятившем начальнике СБ, говорить, думаю, не надо. Только таращились на меня во все глаза. А я вот всю дорогу прикидывал, какой мне рапорт в Центр слать. По всему выходило, что тут-то и кончится моя карьера. Да и безрадостная перспектива - надолго угодить в цепкие лапы психокорректорам. Ты же знаешь, как они любят нашего брата!

Ну, а дальше? Встречала нас чуть ли не добрая половина базы. Вся нижняя палуба забита была. Не протолкнуться. Как потом мои ребята рассказали, не прошло и пяти минут после посадки на Ганимед, как пропали мы все для сенсоров. Глайдер стоит, цел и невредим, все системы активны, а нас нет. Не видят нас сканеры, хоть ты тресни. Все показатели на нуле. Биометрия тоже. Стали проверять, конечно. Спасательный бот в готовность «номер один» поставили, ну это само собой. Маловероятно, чтоб сбой по всем системам прошел, но и такое бывало. Ну, а потом случился выброс этот. Что это было? Умники наши так к общему решению и не пришли. Вроде непрогнозируемый тектонический сдвиг. С вероятностью раз в миллион лет.

Я потом запись просматривал. Вулкан километра на два вверх бил. Красивая картина, ничего не скажешь. В неразберихе, конечно, нас окончательно потеряли. Решили, что там и остались. А как из стратосферы вышли, сначала биометрия включилась, потом и пеленг от нас пришел. Вот такая история. В рапорте решил об аспирантах не упоминать. Кроме меня, никто их не видел. Комиссия сочла, что профессиональное чутье уберегло. К награде представили. Ну и в отпуск, как водится, в добровольно-принудительном порядке выпроводили. Месяц на Эксельсиоре отмокал да косточки грел, теперь вот на Землю, к тебе, решил заглянуть. Поделиться не с кем, а в голове такое постоянно держать – ну ты понимаешь...