Страница 81 из 91
Его дыхание обжигает кожу на лице. Сердце медленно успокаивается, словно я отдыхаю после бега. Отворачиваю голову в сторону и опускаю взгляд, чувствуя что-то странное. С одной стороны, я чертовски зла, с другой растеряна и мне жутко стыдно. Его рука отпускает мою пятую точку, и моя нога соскальзывает с его бедра, только руки мы не расцепляем… пока что.
Он заговорил первым, обвинительным и оскорбленным тоном:
– И как давно ты знаешь мой язык? Или ты все время знала?!
И это он, монстр, искренне считает, что имеет право сейчас возмущаться? Понимаю их, видите ли! Вот же трагедия и предательство! А то, что он делает, тогда как называется?!
– А ты что решил воспользоваться мной, прежде подарить Рыжей Змее на растерзание?
Вырываю правую руку, чтобы от всей души влепить ему пощечину. Он не увернулся, лишь прошипел что-то на своём языке, чем ещё больше взбесил.
– Не шипи на меня, чертов монстр! – вскрикиваю, но слишком громко, нас услышали.
Монстр потянул ко мне руки, его взгляд не сулил ничего хорошего, ещё немного и он бы дотянулся до моей шеи, но дверь за моей спиной выломали раньше. Стража закричала что-то, но из подсобного помещения прямо им в руки вывалилась я.
Ошалевшие от свалившегося на них счастья стражники едва не побелели, когда следом за моей тушкой из каморки вышел монстр, а за ним и на него с грохотом посыпались ведра и начали падать швабры. Главнокомандующий рявкнул на них, сбрасывая с себя пыль и тряпки. Меня поспешно поставили на ноги и отступили на несколько шагов подальше.
– Нам нужно поговорить, наедине, – говорит он с металлическими нотками в голосе.
Это не просьба, а приказ и констатация факта. Нам нужно поговорить, но не наедине, не там, где есть риск повторения произошедшего в этой каморке. Моё тело совсем не слушается меня, когда он рядом и целует. Делаю несколько шагов назад, там сзади вход в тюрьму, всего несколько шагов не дошла. Стражники сейчас уйдут, и спасения не будет.
– Нам не о чем разговаривать, – плююсь словами, не сводя с него разгневанного взгляда.
– Му Ре! – он требовательно рычит, словно это может меня образумить.
– Не называй меня так! – кричу на него в ответ.
Делает шаг ко мне и останавливается, протянув ко мне руку. Сердце подсказывает, что в этом жесте есть какой-то двойной, непонятный мне смысл, и я смотрю на его руку нерешительно.
– Артал! – зовёт монстра все ещё живой Маратик с перепуганным лицом.
Главнокомандующий зло рыкнул на него что-то.
«Не додушил», – озвучивает мой внезапно проснувшийся внутренний переводчик опечаленным голосом.
Заместитель на удивление нормально себя чувствует после стычки в кабинете, наверное, душить друг друга у них в рамках нормального общения. Дикари, что с них взять-то? Вот не надо было спасать этого серенького, тогда точно бы сбежала.
– Артал! Отец и Усала ждут! – упрямо отвлекает Маратик, и в этот раз монстр опускает протянутую руку.
Что-то неприятно сдавливает грудь от этого жеста, куда меньше, чем от приказа схватить меня и закрыть в камере. Я смотрю на него, пока два стражника подхватывают меня под руки и тащат босоногую по ступеням вниз к дверям в тюрьму. Когда дверь почти закрывается, в бешенстве кричу:
– МОНСТР!!!
Меня оттащили к той же камере и втолкнули в нее. Я не упиралась, пребывая в слегка неадекватном состоянии. Стоило им уйти, опустилась на лежак и закрыла руками глаза.
– Любава! – испуганно зазвенела кандалами Настасья. – Любава, с тобой все в порядке?
Не отвечаю, чувствуя бессильную злобу. Мне надо какое-то время, чтобы со всем справиться и обдумать.
– Дай мне немного времени, – сипло прошу, стирая непрошенные злые слёзы.
«Ты опозорила свою мать, снова!» – так сказал бы отец, узнав обо всем, что я здесь творю. Но он не узнает, о моём позоре узнать никому не суждено, кроме разве что Настасьи, ей придется рассказать. Не всю правду, конечно, нет, только то, что позволит ей не усомниться в том, что мы все ещё на одной стороне. Сейчас подберу нужные слова, объясню все, но сначала подумаю о том, что я узнала. Возможность понимать речь сереньких появилась недавно, и с чем ее появление связано, не совсем понятно. Правда, варианты есть: лингвистический прикол мог быть побочным эффектом от свадьбы с монстром или результатом того самого ритуала, о котором вскользь упомянул Маратик.
Оба варианта мне совершенно не нравятся, признать монстра своим мужем это… Это выше моих сил! Наизнанку выворачивает от одной мысли о величине моего позора. Закрываю руками лицо, чувствуя бессильную ярость на себя саму. Что это такое в той каморке-то было?! Я чуть чести своей не лишилась… Дура! Хочется выдрать себе все волосы, но жалко лишаться их из-за этого негодяя! Как есть подонок! Решил попользоваться мной, прежде чем своей невесте-маньячке на растерзание отдать. Злоба, гнев и ревность буквально душат. Ревность-то как сюда затесалась?! Пошла вон отсюда! Уж лучше уязвленная гордость, все правильнее, чем это гнусное чувство. Отвлеклась что-то, в груди ещё какая-то противная тяжесть, как будто меня кто-то ногой к земле давит.
Ритуал Маратика – это вообще самая большая проблема. Не до конца понимаю, о чем он говорил, но и нет уверенности, что он врал. Такое ощущение, что я упускаю нечто очень важное, и это станет ответом на все загадки. Загадок у сереньких полно, попробуй, найди для каждой ответ. Как у них принято жениться, и с чего бы Маратик так уверен, что мы уже женаты с монстром? Какой ещё у нас особенный случай? Не хочу особенного, хочу, чтобы все было как у всех, и пусть это произойдёт тогда, когда буду уверена в обоюдных чувствах и завтрашнем дне. Работая при штабе, я видела медсестер, которые в такое неспокойное время по любви выскакивали замуж. Их мужья уходили в бой, и через месяц им приходила похоронка. Похоронка – маленький белый треугольный конверт, извещение о смерти солдата. Одна медсестра даже повесилась после такого письма, а потом оказалось, что ее муж живой, просто попал к целителям в госпиталь без документов. Это война, никто не должен забывать об этом, а я забыла. Непростительно, веду себя непотребно и отвратительно, чтобы выжить и снова увидеть сестренок. Да, я сделаю все, чтобы увидеть моих маленьких сестренок! Но чувство странное, словно я движусь в никуда.