Страница 34 из 142
Ничего этого она не знала. И не было рядом тех, кто бы мог знать. Таэнор смог только их расправлять и собирать, да и то, не сразу. Поначалу они тащились за ним, как подол какой-нибудь величественной мантии, напоминая до глупости бесполезное и ненужное дополнение к здоровому человеческому телу.
Затем и воительнице и менестрелю пришлось объяснить то, что они скрывали от мальчика. Рассказать, что папа, которого мальчик так долго ждал, не придет. Рассказать, что папа был Крылатым королем на Западе, но после сбежал из места, которое когда-то было его домом. Сбежал, чтобы никогда не вернуться.
Таэнор слушал и не верил. Ему казалось невероятным, что он - сын сбежавшего короля, который дружит с крестьянскими детьми, живет в гроте и ходит в поношенной старой латанной - перелатанной одежде, хотя ему должно жить в каком-нибудь замке, есть из серебряной посуды, ходить в шелках и общаться только с людьми из знатных семей. То, что он особенный, совсем не обрадовало его.
Это как-то надломило. Он частенько сидел на скале высоко в горах, в полном одиночестве, расправив крылья, и осознавая, что на большее он просто не способен. К друзьям он больше не спускался, поскольку открывать свое происхождение, когда в каждом уголке света рыскали, как шакалы, жрецы Риясэ, было очень глупо. Ару оберегала его, но давала некоторую долю свободы, хотя теперь это совсем не прибавляло радости. Это причиняло ему боль. Он чувствовал себя растерянным и даже брошенным. Без отца, который мог бы рассказать ему гораздо больше, чем мама и дядя. Который должен был ему этому научить, но ушел слишком рано. Таэнор остался один – со своим даром. Не зная ни своего рода, ни племени, ни истории. И все, чем его кормили во благо, оказалось сущей ложью. Но он не винил в этом своих родных.
Они сделали то, что посчитали нужным для того, чтобы в детстве он был счастлив, беззаботен, сыт и чувствовал себя в безопасности. Но время детства уже давно прошло, а это и правда, значило лишь одно – ему пора домой. На его родину.
Ару поглядела на тропу, по которой он ускакал, оставив тревогу в сердце и запах своих волос, но она не имела права ехать с ним. Таэнор должен все сделать сам. И он сделает. Она верила в него.
* * *
Кийрэ сидела на узком, длинном, красном диванчике, с кожаной обивкой и изогнутыми подлокотниками, низко опустив голову и запустив пальцы, унизанные магическими перстнями, в длинные русые волосы. Молодой чародей Каор стоял у окна, приоткрыв посеревшие губы. Широко распахнув глаза, он глядел на то, что творилось за окном, ощущая вибрации даже в полу самой верхней комнаты. Руки у него мелко дрожали, и он всеми силами пытался подавить дикую панику, охватившую все его тело от кончиков пальцев до корней волос. Вари сидел на полу и хаотично листал книгу, стараясь что-то найти, и невольно вздрагивал от рева, доносившегося снаружи. Он даже не успевал читать, и пропускать целые главы, понимая в глубине души, что тут уже ничего не исправить, и ни одно заклинание не поможет исправить такую запущенную ситуацию.
- Это безумие! – с ужасом прошептал Каор и резко задернул длинные бархатные шторы, погружая комнату в еще больший мрак, чтобы не видеть хаоса, который царил на улице. Всполохи пожара на бархатных шторах превратились в тени, и КАор, нервничая, взмахом руки велел теням убираться. Кийрэ не отвечала ему. Она сидела в таком положении уже несколько часов, не двигалась, и не отвечала на вопросы, лишь коротко кивая головой и невнятно мыча что-то.
Она первая поняла, что происходит. Первая почувствовала эти толчки и, помня наказ своих учителей, сразу помчалась в библиотеку, искать ту самую книгу, чтобы удостовериться. Когда она написала и отправила письмо Архимагу, криво начирканное на пергаменте, Древнейшие проснулись. Проснулись так, как это и было описано в той старой книге, которую давно уже следовало переписать. О ней забыли, и зря.
Земля раскололась, застонала, изрыгая из себя чудовищ, спавших в ней все три эпохи, и люди, уже забывшие о них, запаниковали. Некоторые из них, помчались к магам, в поисках совета и защиты, но роща мгновенно сомкнулась вокруг башни неприступной стеной, не желая пропускать незваных гостей.
Ветки, будто живые чужие руки, цеплялись за одежду, тормозя, метили выколоть глаза тем, кто пытался прорваться сквозь неприступный заслон. Люди разбегались кто куда, а особо упрямых, магическим потоком вышвыривало прочь.
Тогда люди поняли, что чародеи отвернулись от них и, всегда великодушные и внимательные, теперь не придут на помощь, мстя за нанесенные им обиды и оскорбления.
Древнейшие пробудились у окраины леса, на границе, сваливая ели, старые скрипучие сосны, ивы и тополя. Из их раскрытых алых пастей, наполненных зловонной слюной, вырывался пар. Они оглушительно ревели, скалились, сталкиваясь друг с другом, слепые и глухие, ползли быстро и резво, ощущая брюхами холод февральского снега, и набросились на первую деревеньку внезапно, показывая первым невинным людям всю свою ярость и весь свой голод. Их было много, все они исхудали за долгие месяцы спячки, но оттого были еще более злы.
Маленького поселения не стало в считанные минуты, белоснежный снег смешали с землей, стеклом, деревянной стружкой и кровью. Твари все лезли и лезли. Молодняк, пробудившийся после взрослых особей, плевался, подбирая оставленные куски человеческого тела, вроде оторванных рук, ног или голов. После них остался кровавый грязный извилистый след, в нескольких направлениях – кто на Север, кто на Восток, кто на Юг.