Страница 24 из 39
Я окончила училище и стала крановщицей на стройке... Эта профессия меня привлекала тем, что, забравшись на высоту птичьего полета, в кабину крана, я оказывалась в великолепной самоизоляции, столь необходимой для меня. Настоящая отшельническая келья! Одновременно я могла зарабатывать деньги. Работа была не трудна, а когда со временем я достигла некоторого мастерства, то начала приносить мне и настоящее удовлетворение. Замечательное было чувство, когда, поднимая со штабеля пятитонный железобетонный блок, удавалось снять его стрелою крана без рывка и раскачки, мягко и нежно, словно пушинку. Или, подавая на стропах широкую плиту перекрытия, опустить ее на приуготовленное место, на раствор, столь аккуратно и точно, что монтажникам, стоявшим внизу наготове со своими ломиками в руках, уж и не надо было поправлять эту тяжеленную плиту, подсовывая кривой конец монтажки под край и сдвигая ее в ту или иную сторону.
Также было замечательно в паузах между монтажными операциями, когда кран был никому не нужен, развернуться окнами кабины на город и созерцать необъятную, теряющуюся в дымке далекого изломанного горизонта городскую панораму. Огромное пространство в нагромождении бесчисленных домов дыбилось, ломалось острыми углами под небом, словно посылая туда молчаливые, тщетные, бессмысленные угрозы...
***
Не нужно думать простому (тупому) человеку - ему нужно знать значения вещей, уметь различать пилу и ножовку, плоскогубцы и пассатижи. Не нужно думать доцентам - им необходимо обладать способностью суждения, то есть уметь применять правила. Привилегия мыслить принадлежит философствующим одиночкам. Жизнь в рабочем общежитии отличалась в лучшую сторону от обитания в общежитии строительного училища - здесь проживало много семейных, было больше порядка. По выходным я закрывалась у себя в комнате и отсыпалась, а в воскресенье утром могла уже читать взятые из библиотеки философские книги. В России философия сопряжена с безумием, поэтому я все больше отдалялась от общения со окружающими, меня считали странноватой особой и у меня, как и в К-ске, практически не было подруг.
В сердце соблазна заключена притягательность пустоты. Мы соблазняем своей слабостью. Мы обольщаем наполняющей нас пустотой. Секрет в том, чтобы научиться пользоваться этой пустотой вместо смысла. Так отсутствие соблазняет присутствие. Разгоряченная самка шимпанзе, завидев самца, грациозно разворачивается спиной и прикасается своими ягодицами к его носу, чтобы самец мог унюхать его запах. Тогда он колотит лапами по земле, выражая удовольствие и следует за самкой. Бесполезно бежать от страстей. Но их можно преодолевать путем интенсивного и исчерпывающего переживания. Время от времени одиночество и бессмысленность жизни начинали давить на меня невыносимо и тогда я покупала бутылку водки, выпивала ее под музыку из радиоприемника, и отправлялась в ближайший парк на поиски приключений.
Однажды вечером я сидела на скамейке в парке, попивая из бутылки пиво и покуривая "Беломор". Я высоко, до бедра подняла подол своего темного платья так что стал виден краешек белых трусов - этот ненавязчивый sex appeal уже сам по себе доставлял мне смутное удовольствие. Постепенно я ощутила позыв и, отправившись в ближайшие заросли, присела там. Из своего укрытия увидела, как на скамейку опустился нездорового вида пожилой мужчина и сразу потянулся к оставленной мною недопитой бутылке. Я издала сигнальный визг. Когда я вернулась, мужчина продолжал сидеть на скамейке, пришлось угостить его папиросой. Разговорились. Он рассказал немного о себе, и я выслушала очередное пьяное откровение. Затем он спросил, замужем ли я, и есть ли у меня парень. Я отвечала, что мне абсолютно никто не нужен и что я способна помочь себя сама. В доказательство своих слов я запустила руку под платье и стала поглаживать возбудившееся тело. Мужчина, хихикая, протянул свою корявую руку с грязными ногтями и тоже стал трогать мои груди. Я ощутила желание - мне представилось, как это грязное животное срывает с меня платье, стягивает мое белоснежное нижнее белье и, рыча и пуская слюни, вдавливает свой никогда не мытый прибор в мою "святая святых"... Но одновременно я почувствовала ужас и отвращение - мне мгновенно представилась вся низость собственного падения... Я яростно завизжала, звонко ударила его по небритому лицу (мужчина открыл от удивления рот и выпучил глаза) и бросилась бежать. Пробежав метров сто по дорожке, я почувствовала, что успокаиваюсь и снова присела покурить на скамейку. После нескольких затяжек я со сладким ужасом почувствовала, что желание вновь охватывает меня. Я поднялась и. подгоняя сама себя, чтобы не успеть передумать, отправилась обратно, но скамейка, сидя на которой я разговаривала с пьянчужкой, была уже пуста. Я испытала облегчение пополам с разочарованием и вновь, в который раз присела, зажгла папиросу и стала, давясь глотать надоевший дым. Внезапно рядом кто-то присел. Это был он.
Человек - это существо эротическое. Нами овладевают влечения и желания. Страсти и аффекты. И поэтому мы болтаемся как говно в проруби: то туда, то сюда. Но где же здесь смысл? Где философия? Нет смысла, философии. Ничего нет!
Мы некоторое время сидели молча, я шумно дышала. "- Можно?" - спросил он и, не дожидаясь ответа, положил руку на мою обнаженную полную ногу. Он говорил о чем-то, но я думала о своем и не слушала. " - Я пойду туда" - устав и не понимая моего молчания, сказал он, указав рукой на заросли. И действительно, скрывшись там, начал шумно уринировать. Я немного поерзала на скамейке и, вдруг ощутив острое жжение внизу живота, устремилась за ним. Добежав до него, я обнаружила, что он застегивается и разговаривает с откуда-то появившимся приятелем - такого же помятого вида, только немного постарше.