Страница 12 из 39
В приемный покой меня завезли на каталке. Я лежал и смотрел в потолок, перед моими глазами бежали светящиеся квадратики освещения. Когда врач сдавал меня с рук на руки своим коллегам из больницы, я, все еще лежа на каталке, почувствовал, как с моей головы кто-то снял зимнюю шапку.
- Шапка упала, -оглянувшись, сказал я и увидел, что врач скорой помощи держит ее в руках.
- Ничего, - отвечал он, и больше шапку я не увидел. Меня привезли в комнату, находившуюся перед помещением реанимации и санитар велел раздеваться. Я так и сделал, вошел в реанимацию и лег на стол. Меня зафиксировали и поставили капельницу.
Это был ад, но я находился под воздействием лекарств и слабо реагировал на происходящее. В течение ночи постоянно привозили всё новых пострадавших. Женщина, видимо попавшая в автокатастрофу, постоянно кричала, но врачи, дежурившие в реанимации - молодые парни и девушки - отвечали на её крики отборным матом, поскольку она отвлекала их от распития спиртного. Когда кто-нибудь из больных просил "утку", ему, смеясь, отвечали: "Ты что, в ресторан пришёл - может тебе подать ещё и курицу?"
Время от времени санитары неожиданно возникали передо мной и начинали кричать:
- Зачем пил лекарства?
- Хотел догнаться, - машинально отвечал я. По соседству лежал молодой парень с пулевым ранением. Мы с ним разговорились. Когда ближе к утру на мой зов наконец пришли санитарки и принесли "утку", я столько туда напрудил, что едва не наводнил всю палату. Они сообщили, что утром меня переведут в обычную палату. Мой соед очень расстроился.
- Мне будет тебя не хватать, - сказал он, но мне было все равно.
Утром пришёл санитар, чтобы перевести меня в общую палату. Он попросил меня заодно помочь ему катить тележку, на которой лежало, завёрнутое с головой, чьё-то тело. В ответ он обещал "показать мне больницу изнутри". И действительно, мы прокатили с ним эту тележку по разным коридорам, опускались на каких-то лифтах, а потом санитар сдал покойника по назначению и привёл, наконец, меня в общую палату. Окна этой комнаты были защищены решётками - здесь, в основном, лежали наркоманы и несостоявшиеся самоубийцы. Поскольку в реанимации меня не кормили, я проголодался, и когда появился старенький врач-психиатр, чтобы обследовать меня на предмет возможного суицида, я сказал ему об этом. Однако врач мое сообщение уныло проигнорировал. Лишь наркоманы, услышав, что я голоден, дали чего-то поесть.
В палате лежал дед, выпивший уксусную эссенцию. Он плохо соображал и ещё хуже разговаривал, однако постоянно вставал с кровати и выходил в коридор без штанов. Санитарки, мерзко сквернословя, загоняли его обратно и требовали одеться, но дед постоянно забывал, что штаны ему выдали, и снова пёр в коридор, требуя штаны и размахивая своим хозяйством.
У другого больного недавно погибла дочь и его постоянно привязывали к кровати, поскольку он буйствовал, и никакое снотворное ему надолго не помогало. Ночью этот человек бредил и разговаривал со своей умершей дочерью Леной по воображаемому телефону. Эти разговоры продолжались до утра, поэтому унылые наркоманы и самоубийцы глубокой ночью в массовом порядке плелись в туалет и мрачно курили там. Сидевший за ночным столиком дежурный врач провожал наше шествие понимающими взглядами.
Когда я совсем пришел в чувство, мне остро захотелось курить, но сигарет не было. Я стрельнул несколько сигарет у лежавшего на соседней койке наркомана, затем стал ходить и просить сигареты в соседнюю палату. Там стоял телевизор, а один из страдальцев читал книгу. На его тумбочке лежало еще несколько книжек. Закурить он мне дал, а вот почитать - нет. Пару раз я тайком утащил несколько сигарет из тумбочки своего соседа. Дошло до того, что в заплеванном больничном туалете я рылся в мусорной корзине и отыскивая там слюнявые окурки, с наслаждением дымил. Меня спас от табачного голода навестивший меня Алексей Д. Правда, сигареты он мне не принес, но я отправил его обратно к метро, где он приобрел для меня целый блок "Родопи".
В нашей палате лежал очень мрачный, огромного роста бородатый неразговорчивый человек. Несколько раз к нему приходил милиционер и снимал с него показания. Бородатый постоянно молча курил в туалете. Иногда, страдая бессонницей, я глубокой ночью выходил покурить и заставал его там. Мы моча курили, при этом каждый думал о чем-то своем. Потом возвращались в палату и снова безуспешно пытались уснуть.
В больнице кормили отвратительно - в основном, слипшимися макаронами и вареной свеклой. В полдень приносили железный чайник с жидкостью, выкрашенной наподобие чая. Каждый вечер врачи за деньги кололи наркоманам "нечто" и называли это "актом гуманности".
Когда, наконец, мы стали выписываться и получать свою одежду, я, как уже было сказано, выяснил, что остался без шапки, но я к тому времени нечто подобное уже предполагал. В списке моих вещей шапки не оказалось. А мой сосед-наркоман лишился пальто и в знак протеста, в общем помещении, где получали свои вещи и женщины и мужчины, снял трусы и стал размахивать ими и мерзко сквернословить. В итоге, чтобы отвязаться, ему выдали какую то рыжую больничную кацавейку, в которой он и поплёлся к ближайшему метро. А следом за ним и я.