Страница 57 из 82
- Я думаю, - негромко сказала Лида, -надо снять с выставки его сочинение про Шевченко.
Все поглядели на девочку, и на многих лицах проступило недоумение: что за чушь, при чем тут сочинение про Шевченко? И только Митя понял. Он сказал:
- Там эпиграф стоит: "У нас нема зерна неправды за собою"...
- Семен Афанасьевич, - сказал Лира, - а что, статью все равно напишут?
- Наверно, напишут. Да вот спроси товарища корреспондента.
Нариманов посмотрел на Лиру зорко и пристально и тоже сказал:
- Наверно, напишу.
- И скажете все, как есть?
- Да, наверно.
- И скажете, что он из нашего дома?
Нариманов ответил не сразу, словно Толин вопрос застиг его врасплох.
- А ты как думал? - сказал Искра. - Если хвалить, так он из нашего дома, а если ругать, так неизвестно из какого?
- Эх, - горько вырвалось у Лиры, он крепко сжал губы и отвернулся.
- Да, брат, - сказал Василий Борисович. - Ты, может, думал: у нас только то общее, что хорошо? А придется и всякую беду расхлебывать вместе. Как говорится, и радость и горе - всё пополам...
Нариманов поднялся, тяжело опираясь на костыли;
- Ну, всего вам хорошего, ребята. Я поеду.
- Счастливо! -ответил за всех Степан.
- Хочу только сказать вам, - прибавил Нариманов, - добрую славу надо заслужить. Ваш товарищ пока ничего хорошего еще не сделал, а ведь дел кругом немало. Почему же он выбрал такой легкий, такой неверный, такой... позорный путь?
И он вышел. За ним пошли Степан, Лира, кто-то из девочек. Понемногу собирая книги, негромко переговариваясь - выходили остальные.
И вот столовая опустела. Я один сижу сбоку у стола, Якушев в другом углу, у печки. Сидит неподвижно, точно закоченев, и не поднимает головы.
- Помнишь, ты обещал говорить мне правду, одну только правду?
Он не встал, не взглянул на меня, только еще ниже опустил голову.
- Я тебе поверил. Верил тебе, как себе самому. И Галина Константиновна верила, и ребята. Запомни сегодняшний вечер. Больше этим доверием шутить нельзя. Никогда. Понимаешь? Ни-ко-гда!
Я встал, подошел к двери, нажал ручку. И обернулся. Я не обдумывал этого заранее, у меня почти невольно сорвалось:
- Скажи - где ты тогда спрятал книги из школьной библиотеки?
Он вскочил как ошпаренный. Казалось, он сейчас крикнет, кинет в меня стулом, разобьет окно - так неожиданно страшно исказилось его лицо. И вдруг он снова обмяк, опустился на стул и выдавил через силу:
- У тети Маши... на Киевской.
* * *
На другой день Виктор не вернулся из школы. Он был на двух первых уроках, сидел, как говорили ребята, бледный и молчаливый, отказался отвечать по физике, а на третий урок не пришел - вышел на перемене и не вернулся.
- Видать, на поезд - и в Старопевск! - сказал Горошко.
- Невмоготу ему стало, - откликнулся Витязь.
- А врать ему вмоготу? - мстительно сказал Лира.
Вечером, когда все уже спали, Галя сказала, не поднимая оловы от книги, которую, видно, перелистывала, не читая:
- Я поеду за ним, Сеня. Его надо вернуть. Завтра же поеду.
Я почувствовал, что гнев и возмущение, весь день не давашие мне дышать, сейчас вырвутся наружу и обрушатся на ни в чем не повинную Галю.
- Может быть, - сказал я, сдерживаясь как только мог, - мы пошлем за ним кого-нибудь из старших ребят. Может быть... Но ты не поедешь.
- Поеду, - тихо повторила Галя.
- Нет.
Я в бешенстве стукнул кулаком по столу. И тут же Леночка из соседней комнаты позвала испуганно:
- Мама!
Галя поднялась и с потемневшим лицом вышла. Я готов был вскочить, побежать за ней, но услышал, как она успокаивает Лену:
- Спи, Леночка. Я тут. И папа тут, спи.
Чуть погодя я вошел в темную комнату.
- Прости меня, Галя. Не сердись. Но ехать не надо. Слышишь?
Галя не отозвалась.
...Я проснулся, едва рассвело. Галина кровать была пуста. Я сплю чутко. Как же это я не услыхал, когда она собиралась и уходила? Видно, очень старалась не шуметь...
- Мама ушла только что, - сказала Лена, глядя на меня своими круглыми, как у совенка, глазами. - Она велела тебе сказать, что приедет в четыре часа.
Гм... Ну ладно. Уж не знаю, почему меня никто не спросил, где Галина Константиновна. День шел всегдашним ровным рабочим ходом, и, когда в воротах показались Галя и Виктор с рюкзаком за плечами, никто глазом не моргнул каждый продолжал заниматься своим делом.
- За самовольную отлучку на месяц без отпуска весь отряд, - сказал я, сухо ответив на его тихое "здравствуйте, Семен Афанасьевич".
Вечером я спросил Галю:
- Где ты его отыскала?
- У тетки.
- Что у него за рюкзак?
- С книгами... из школьной библиотеки... Он завтра сам отдаст их Ольге Алексеевне.
- Уж не за книгами ли он ездил в Старопевск? - зло сказал я.
- Нет, не за этим. Он не хотел возвращаться. Но ведь если бы он не вернулся к нам... он бы пропал. Ты же знаешь он слабый...
- Да, слабый. И жадный. И трус.
...Через две недели в газете появилась статья Нариманова... Называлась она "Добрую славу надо заслужить" и кончалась почти теми же словами, которые сказал он, прощаясь с нами в тот памятный день: "Нет, никто - ни в Старопевске, ни в Москве - не похвалит Виктора Якушева, потому что ничего хорошего Виктор еще не сделал. А мог бы сделать... И дел кругом много, нужных и интересных. Сделай он хоть одно тогда нашлись бы люди - и не выдуманные, а самые настоящие, - которые, завидев Виктора, с гордостью говорили бы: "Замечательный юноша Виктор Якушев", а сейчас так не скажут, и виноват в этом сам Виктор".
Семен Мартынович пощадил нас, он не назвал нашего дома но все равно это был наш общий позор, наше общее злосчастье. И я имел случай еще раз убедиться в том, что ребята - такие все разные, несхожие - отнеслись к Виктору, как один человек, умный и благородный, человек с головой и сердцем. Никто ни единым словом не ударил больше Якушева.
Я увидел в действии наш закон: получил наказание - и дело с концом, больше ни попреков, ни укоров. А когда в школе кто-то с издевкой крикнул Якушеву:
- Эй, Витька, расскажи, как ты в огонь полез! - между ним и Виктором вырос Митя.
- Он свое получил. Понятно? И не приставай.
* * *
Наверно, так бывает у каждого: серый, беспросветный день, когда ничто не клеится, все идет наперекос. И в довершение всего мы поссорились с Галей.