Страница 1 из 82
Фрида Абрамовна Вигдорова
Это мой дом
Дорога в жизнь #2
Повести Ф.Вигдоровой (1915-1965 г.г.) представляют собой единую книгу о педагогичес-ком труде, о том, как Семен Карабанов, один из главных героев "Педагогической поэмы" А. С. Макаренко, пошел по стопам своего учителя и посвятил свою жизнь воспитанию детей, лишенных родителей.
Книга эта отнюдь не документальная. Это - повесть-трилогия, увлекательно рассказываю-щая о трудовой и горячей, богатой горестями и радостями жизни, целиком отданной детям. Это история детского дома, которым руководит Карабанов, а потом, в дни войны, его жена Галина Константиновна (названная в "Педагогической поэме" Черниговкой).
Памяти моего отца
I
Вот и наши будущие владения!
Два небольших одноэтажных дома смотрят друг на друга квадратными окнами, поодаль третий - совсем избушка на курьих ножках. Вокруг пустырь, а за ним стоят рядами коренастые разлапые яблони и зябнут на ветру.
Пустой, гулкий дом нагонял тоску. Хотелось поскорей приняться за дело. Хотелось, чтоб поскорей прислали ребят, чтоб были рядом Галя и Лена. Я ждал телеграммы, но она не приходила.
И вдруг рано утром раздался стук в дверь и знакомый мальчишеский голос крикнул:
- Принимайте гостей! Я кинулся открывать.
Леночку закутали так, что виднелся только кончик носа. На миг мне вспомнилось другое раннее утро. Ленинградский вокзал. Там тоже были Галя, Леночка, Король. Но там был еще и Костик.
Я встретился глазами с Галей и понял - она подумала о том же.
- У Галины Константиновны флюс, надо грелку, - деловито сказал Король, и через секунду из сеней послышалось:
- Эй, Лира, где тут у вас кухня?
Мы с Галей в четыре руки раскутывали Леночку, она со смехом отбивалась, крича свое обычное: "Сама!"
- Как доехали? Что Король? Его вам в провожатые дали?
- В няньки. Мне не позволил пальцем шевельнуть. И велел предупредить тебя, что обратно не поедет. У него там какое-то письмо к тебе, говорит после этого ты уж ничего не скажешь.
Чудится мне или в самом деле у Гали голос изменился? Не такой, как был прежде, но и не такой тусклый, неживой, как в последнее время. Она очень бледна и устала, видно, и щека у нее распухла, но что-то милое, прежнее ожило в ней. Вот разговаривает, и голос потеплел, когда стала рассказывать, как вел себя в дороге Король.
- Даже надоел, знаешь! Ни встать, ни выйти на остановке. "Мне поручили..." - и дело с концом...
И в эту самую минуту за дверью Митькин зов:
- Галина Константиновна, кипяток!
В дверь протягивается рука с чайником, и Митя снова исчезает.
Через четверть часа он уже помогает на кухне готовить завтрак, беседует с нашей поварихой Марьей Федоровной, с Лирой. Но со мной он не хочет встречаться даже взглядом.
За столом все-таки говорю:
- Как же занятия, Дмитрий? Надо тебе скорей назад.
- А в здешней школе есть шестой класс?
- Ну вот.
Уж конечно всякий за столом сообразит: ехать назад Король не намерен. А когда мы остаемся одни, он отдает мне пачку писем и среди них одно, подписанное: "Председатель совета детского дома № 60 Александр Жуков".
Несмотря на такую официальную подпись, пишет Саня очень просто и хорошо.
Сильно скучаю за Вами, - читаю я. - Так бы и поехал вместе с Галиной Константиновной, но по всему понимаю, что нельзя. - А в конце стояло: - Мы решили, что на первых порах Вам нужны помощники, посылаем Короля.
Смотрю на Митю. Он отвечает спокойным, независимым взглядом.
- Семен Афанасьевич, - говорит он, - вы меня отослать не можете. Я не сам ехал - меня послал совет.
* * *
В тот же вечер я наведался в школу, где будут учиться вместе с сельскими ребятами и мои. До школы два километра, но дорога прямая - шоссе, по обе стороны обсаженное густыми липами; весной здесь не грязно, зимой не утонешь в сугробах. Сама школа - двухэтажная, кирпичная, окружена невысоким редким забором. Заведующий Иван Иванович Остапчук не очень рад нам. Нешуточное дело - принять шестьдесят новичков, да еще среди года. Но и не принять нельзя, не оставлять же их без учения до осени.
Шестьдесят человек! Кто они - маленькие или большие? В первый класс пойдут или в седьмой? Как будут учиться, не подведут ли школу? Кто станет потом считаться с тем, что ребята новые, собранные с бору по сосенке? В роно спросят процент успеваемости - и не погладят по головке, если процент окажется низким. Все это яснее ясного написано на птичьем, носатом лице Ивана Ивановича.
Выхожу из школы. Во дворе меня ждет моя верная тень - Лира, и мы идем в свои Черешенки.
Валит снег. Ускоряем шаг - хорошо бы добраться дотемна.
- Глядите, идут какие-то. Перегоним? - предлагает Лира, который любит всегда видеть перед собой ясную цель. Что за интерес просто так шагать - то ли дело перегнать кого-нибудь, обставить, натянуть нос! Итак, вперед!
Перед нами шеренга - четверо ребят. Догнать их - дело двух минут. Лира снисходительно улыбается, когда мы минуем эту четверку. Но нас окликают:
- Не знаете, где здесь Черешенки?
- А вам что надо?
- Детдом.
- Пойдемте вместе, - говорю, - нам по пути.
Лира настораживается, бросает на ходу:
- Я пойду, Семен Афанасьевич, - и, едва дождавшись моего кивка, со всех ног мчится к дому.
Я замедляю шаг, приноравливаюсь к новым спутникам, - они, видно, устали, особенно те, что поменьше.
- Откуда вы, ребята?
- Из разных мест, - не торопясь отвечает старший. - Я и вот он из Хмелевки. А этот из Винницы. А Настасья аж из-под Старопевска. Она еще в детдоме не бывала.
- А ты?
- Я? Был раз... Обратно в свое село пошел.
- Что ж так?
- А ну его, детдом. Безделье одно. Все кричат: того нельзя, этого нельзя. Грамоте учись. А раз я не хочу? Сами звонят: "Работай, трудись", а работать нечего.
Он умолкает. Ладно, поговорим пока с другим.
- Что же вы пустились в дорогу, на ночь глядя?
- А мы уж раз ночевали в роно. Что там делать? Велят: "Ждите сопровождающего". А сколько его ждать? Взял я их и повел. "Доведу", говорю. Мне что, а ей вот... Устала, Настасья?
Настасья мотает головой и молчит.
- Давай руку, - говорю ей, - быстрей дело пойдет.