Страница 2 из 82
Застывшая рука без варежки, почти такая же маленькая, как у Леночки, совсем тонет в моей руке.
- Долго еще идти? - спрашивает старший.
- А вон там - видите ворота? Это и есть ваш дом.
- Скорей бы.
Идем молча. Понемногу согревается в моей руке маленькая доверчивая рука. И по этой руке я чувствую, что девочка очень устала, хоть и не жалуется.
- Ну вот, заходите. - И в ответ на вопросительные взгляды поясняю: Да, да, я и есть заведующий. Пойдем познакомимся.
Настя в первый раз поднимает голову и тихонько высвобождает свою руку.
И вот все они в комнате. Нерешительно осматриваются, снимают пальто. Старший протягивает мне бумаги - тут направления и характеристики всех четверых.
- Чай готов! - влетает Лира. - Сейчас картошка поспеет! Правильно, он не терял времени даром.
- Ну, потом посмотрю ваши документы, сначала согреемся.
В столовой горит свет, на столе дымится кастрюля с картошкой, крупными ломтями нарезана пеклеванная паляныца. Лира с Митей так и сияют - очень довольны, что успели все устроить! Галя поднимается детям навстречу.
У Насти большой лоб и легкие русые волосы. Она упорно смотрит вниз, глаз ее не видно. Леночка сидит напротив нее и молча круглыми глазами глядит на новую девочку.
Тому, который со мной разговаривал дорогой, лет четырнадцать. Сейчас, при свете лампы, я могу его разглядеть. Лицо скуластое, но очень красивое, яркое: черные брови стрелами, глаза чистые, серые; крупный, красивого рисунка рот; темные кудрявые волосы не закрывают лба. Но лоб хмурый, угрюмое выражение, неприветливый взгляд.
- Тебя как звать?
- Василий Коломыта.
- А меня Мефодий Шупик, - говорит второй парнишка, должно быть, ровесник Василия. - Я своей охотой шел...
- Все своей охотой, - обрывает Коломыта, давая понять, что дорогой он наболтал лишнего и теперь жалеет об этом.
У Шупика вид тоже насупленный, веки опухли и волосы торчат космами. Он упрямо повторяет:
- Я своей охотой. Меня послал красный командир. "Иди, говорит, в детдом", - и замолкает так же неожиданно, как заговорил.
Галя угощает, я расспрашиваю. А ребята скованны. Только младший мальчик, тот, что из одного села с Коломытой, ест не смущаясь и весело посматривает вокруг, хотя, как остальные, помалкивает. Он очень худой, малорослый и похож на девочку: тонкие подвижные брови, вздернутый нос, мелкие черты лица; мелкие ровные зубы неутомимо кусают горбушку. Остальные ребята даже едят осторожно, неуверенно.
- И отшагали сколько, и намерзлись, а клюете, как воробьи, - не выдерживает Митя.
- А вот сейчас станет повеселее, - говорю я и открываю шкаф. - Про сладкое-то мы и забыли.
Высыпаю на стол пригоршню леденцов, которые зовутся "прозрачные", - и вдруг вижу: на меня строго, в упор синими глазами смотрит Настя. И в тишине раздается тоненький, строгий голос:
- Вы, мабуть, из кулацкой семьи?
Ошеломленный, я не сразу нахожу слова.
- Как так? Почему ты думаешь?
- У вас дуже большая жменя.
Лира запрокидывает голову и хохочет. Смеются и остальные. Лед сломан: ничто не соединяет людей лучше, чем смех. А Настя вот-вот заплачет - уже и нос у нее покраснел, и губы стали тонкие, как ниточки.
- Нет, нет, Настя, - спешит Галя на выручку, - не из кулацкой! Просто рука такая большая выросла. Да ведь и сам Семен Афанасьевич разве маленький? Ну, кто тут больше его?
- А мускулы? - гордо говорит Лира, окидывая меня хозяйским глазом. Знаешь, какие у Семен Афанасьича мускулы? Железо!
- И у Васьки мускулы! - вступается односельчанин Коломыты, зовут его Ваня Горошко.
Коломыта сгибает руку. Под рубашкой вздуваются мышцы. Лицо его по-прежнему непроницаемо, но взгляд отчетливо говорит: "Тоже не лыком шиты!"
Повариха Марья Федоровна принесла чайник. Галя разлила кипяток по кружкам, и в дело пошли леденцы.
Ваня Горошко раскраснелся, пьет шумно, как белка, грызет леденец. Он один чувствует себя уже совсем как дома.
- Я возьму еще одну? - сказал он и, не дожидаясь ответа, взял леденец и сунул в карман. Потом откинулся на спинку стула. По всему было видно: жизнью он доволен.
Шупик во время чаепития еще раз сообщил, что в детский дом ему посоветовал пойти красный командир. Коломыта говорил мало и односложно. Настя после вопроса о моей жмене не произнесла больше ни слова, но глаза теперь опускала, только если с нею заговаривали, а то смотрела на все задумчиво, пытливо. Но под конец веки у нее отяжелели, голова склонилась на стол.
- Глядите, спит. Притомилась, - сказал Коломыта.
* * *
На другой день нам прислали еще ребят - сразу сорок. Их привез утром на двух грузовиках инспектор роно Кляп. Подойдя к машине, я откинул борт:
- Прыгайте!
Но, неразличимые в утренней зимней мгле, они продолжали сидеть на низких скамейках.
- Ну что же вы? Замерзли?
Я ухватил под мышки закутанную фигуру, сидевшую с краю, - это оказался мальчишка лет двенадцати. За ним кряхтя полез еще паренек. Крошечный мальчик, чуть побольше нашей Насти, протянул руки подоспевшему Королю. Митя снял его, вскочил в машину и уже оттуда командовал:
- Эй, Лира, принимай сундук! Не бойся, не бойся, - усовещивал он кого-то из приехавших, - цело будет твое имущество. Тебя как звать? Любопытнов? Коломыта, держи вещи Любопытнова да береги их особо. Слышишь?
Мы по конвейеру принимали узелки, сундучки, баулы. Ребята, которых мигом растормошил Король, попрыгали с машины, кто налегке, а кто - прижимая к груди какой-нибудь самый заветный узелок.
Мы с Галей начали принимать ребят. Мелькали лица, то круглые, то узкие и худые, глазастые, курносые, волосы ежиком, волосы, заботливо причесанные на пробор, а вот высокий сухощавый мальчик, острая голова его обрита наголо.
- Что это тебя обрили на зиму глядя?
- Скарлатиной болел.
Вот еще один бритый: тоже болел скарлатиной. Вот лицо страшное: вся правая щека залита багровым родимым пятном. А какие великолепные глаза сверкают из-за мохнатых ресниц - яркие, синие. И в глазах этих затаенное ожидание: не встретят ли они испуга или отвращения в моих? Спокойно иду навстречу этому взгляду.
- А тебя как? Искра? Хорошая фамилия. А зовут? Степан, так... Ого, отметки у тебя... молодчина! Теперь иди вот к Галине Константиновне, получи белье. Ну, а ты? - обращаюсь к следующему.