Страница 48 из 82
Что бы ни вытворял мальчишка, если он не врет - пол-беды. Если врет беда! Лживость - самый живучий порок. Кажется, вот оно, все уже в порядке... а потом по взгляду вбок, по быстрому, чересчур веселому разговору, по чересчур честным глазам видишь: врет!
С той встречи в вагоне я ни разу не уличил Виктора во лжи, но, оказывается, настоящей уверенности в том, что с этим покончено, у меня не было.
Я вышел встречать их после школы. Падал тихий снег - медленно, крупными прохладными хлопьями. Ребята шли кто по двое, кто гурьбой, размахивали портфелями, смеялись, перекликались. Несколько человек побежали мне навстречу. Среди них был и Виктор. Он что-то кричал мне, чего я не мог расслышать: кто-то перебивал, стараясь перекричать. Приглядевшись, я узнал Лиру.
- Нас пригласила Валя! На рожденье! Меня, Витьку, Федьку! И Ванюшку! И Васю! - во все горло кричал Лира.
Едва переступив порог, он побежал к Гале советоваться: раз его и всех наших, учившихся вместе с Валей, пригласили на день рождения, надо не ударить лицом в грязь.
Якушев классом старше, но работает вместе с Валей в библиотечном кружке и тоже приглашен.
- Она полкласса наприглашала, мы там все и не уместимся! - говорит он, блестя глазами. - Надо уроки поскорее, она просила пораньше прийти, она какие-то там фокусы затеяла, просила помочь.
Ну, как сказать ему сейчас? У меня не хватало духу не то что заговорить - даже подумать об утреннем разговоре с Ольгой Алексеевной. Ладно, решил я, пускай идет с легким сердцем. После скажу.
Уроки в этот день наши приглашенные учили с быстротой необычайной. Ваня Горошко закидывал голову и нырял обратно в учебник так, словно отвешивал поклоны. Лира читал историю с лицом мученика. Один Коломыта расположился со своим "школьным инструментом" как ни в чем не бывало и выводил букву за буквой в тетради по русскому языку.
- Поторапливайся! - крикнул ему Лира, оторвавшись на секунду от учебника.
- А чего мне торопиться? - возразил Василий. - Я что, пойду туда? Чего я там не видал?
Батюшки, что тут началось!
- Семен Афанасьевич! Галина Константиновна! Да он спятил! - вопил Лира. - Его пригласили, а он...
- Скажите ему, скажите. Вы ему только скажите, - шептал Горошко.
- Что это он, в самом деле? Разве можно отказываться, когда приглашают? - говорили вокруг.
Но мне, признаться, было не до Вали, не до ее рождения, не до Коломыты, который не умел быть светским человеком. Мне очень хотелось сбросить камень с души, хотелось посмотреть Вите в глаза и услышать от него: "Что вы, Семен Афанасьевич! Как вы могли подумать?"
Я оставил Коломыту, Лиру и прочих на Галю и ушел к себе. Там, видно, еще долго все кричали на Василия, потом наряжались. Я увидел их снова, когда башмаки были начищены, брюки выглажены, воротники сияли, - кажется, нечего уже добавить для совершенства.
И тогда Лира взмолился голосом почти трагическим:
- Галина Константиновна! Надушите нас!
Ребятам было разрешено вернуться в одиннадцать часов, Василий пришел домой в половине десятого и, сунув Насте, Леночке и Наташе по конфете, сказал с облегчением:
- Ну, погостевал, хватит, там в фанты играют, только мне этим и заниматься.
- Э, брат, ты что же из гостей гостинцы приносишь? Так не полагается! сказал Василий Борисович.
Коломыта очень удивился:
- Так я ж не ел, это я свое! Мне в тарелку, а я в карман.
Пока Василий Борисович объяснял Коломыте правила хорошего тона, я пошел навстречу ребятам. Я ждал их не скоро, но дома мне тоже не сиделось.
Липы вдоль шоссе стояли все в снегу, от луны на деревьях сверкали зеленоватые искры, снег скрипел под ногами.
Пройдя немного, я вдруг подумал: не на ночь же я стану емУ говорить об этом? Придет веселый, а я ему такое! Да он и не уснет потом. Нет, утро вечера мудренее.
По правде сказать, я сам себе удивился. Уж если я чего не терплю, так это недомолвок. Лучше всего - напрямик и поскорее! Но я повернул обратно к дому, и моя тень побежала сбоку, как собачонка. Я не встретил ребят, не дождался их прихода, лег в постель и, странное дело, быстро уснул. Их встречала Галя, они долго еще рассказывали ей про рождение агрономовой дочки: как было весело и как хватились Коломыты - он, оказывается, ушел, не сказавшись даже хозяевам, как говорится, по-английски.
Утром я подумал, что надо бы дождаться возвращения Виктора из школы (а то собью ему настроение, он еще "плохо" схватит). Не знаю, долго ли я еще вот так играл бы с собой в прятки. Но после утренней гимнастики, которую я обычно проводил сам, я встретил его - он бежал с полотенцем через плечо, в коридоре никого больше не было.
- Зайди ко мне на минуту, - сказал я. - Умойся и зайди.
Он забежал почти тотчас же - видно, просто плеснул в лицо горсть холодной воды, и дело с концом, так ему не терпелось узнать, что я скажу. Я видел: ничего худого он не ждет, все худое для него позади. И такой жестокой показалась мне необходимость погасить это оживленное лицо.
- Вчера приходила Ольга Алексеевна, - начал я. - Она сказала...
Он вдруг побледнел.
- Что книги пропадают?
- Да. Откуда ты знаешь?
- Знаю. Мы вместе проверяли. Но почему она вам... почему вы... Семен Афанасьевич! Вы на меня думаете?
- Я ничего не думаю. Ты работаешь в библиотеке, там пропадают книги. Я хочу знать, что об этом думаешь ты.
- А вы думаете - это я? Как же я докажу?
- Послушай, - сказал я, кладя руки ему на плечи, - ничего не надо доказывать. Ты только скажи...
- Нет, вы не поверите. Если бы тогда... если бы не то... не в вагоне... А сейчас разве вы поверите!
Он не смотрел на меня, с отчаянным лицом он теребил край полотенца, которое так и не успел повесить.
- Верю. Я очень рад, что это не ты.
- Это не я, Семен Афанасьевич, - точно эхо повторил он.
Но в глазах его и в голосе не было облегчения.
...Ольге Алексеевне я сказал, что виновник пока не найден, что я буду искать. Но верю: это не Якушев,
* * *
- Семен Афанасьевич! Поглядите, кого я привел.
Митя обнял за плечи совсем маленького мальчонку - лет семи, не больше. Очень смуглое, почти лиловое лицо, иссиня-черные волосы и глаза, сразу видно - цыганенок. В закоченевших руках огромная, ростом с него самого, гитара. Митя нашел его вместе с гитарой на краю села, продрогшего я усталого. Он сидел прямо в снегу и тихонько скулил. Не расспрашивая, Митя сгреб его и притащил к нам. Расспрашивать и сейчас еще рано - пускай вымоется, отогреется, поест. Лицо его стянуто морозом и зуб на зуб не попадает, но глаза теплые, ласковые и смотрят доверчиво.