Страница 8 из 44
Князь вздрогнул и слегка покраснел, устыдившись свой рассеянности.
– Графиня и вы, господа, примите мои извинения, – смущенно проговорил он. – Воспоминания так захватили меня, что я невольно вернулся в тот день, когда столкнулся с очень странной книгой… Это случилось несколько лет назад, в один из знойных майских дней. Я возвращался из своего имения. На пути лежал Петровский монастырь или, как его величают, Высоко-Петровский. После разграбления французской армией в 1812 году там не осталось ничего ценного. Я прекрасно был об этом осведомлен, поэтому с тех пор не заезжал туда. Но в тот день какая-то неведомая сила потянула меня в ту сторону. Меня встретил отец-настоятель. Узнав, кто я таков, он пригласил меня на вечернюю трапезу. За ужином мы разговорились с отцом Никоном. Рассказав о своем увлечении, я неожиданно услышал от настоятеля, что во время войны монахам удалось спрятать множество фолиантов и манускриптов в потаенном месте, и сейчас они хранятся в монастырской библиотеке. При этих словах меня охватило понятное волнение. А вдруг? Я попросил разрешения у отца-настоятеля ознакомиться с ними. Отец Никон не возражал. Мы поднялись с ним по винтовой лестнице и вошли в темную комнату, о размерах которой я не мог судить, так как она была освещаема только свечой, которую держал в руке настоятель. «Вам принесут еще свечей, Ваше Сиятельство». – «Благодарствуйте, Ваше Преподобие», – ответил я и с любопытством начал осматривать стоявшие на ближайшей полке книги.
Высокий молодой монах принес еще несколько свечей. Он спросил меня о чем-то, но я настолько был погружен в чтение одного фолианта, что даже не обратил на его слова внимания. Мои мысли были сосредоточены на одном: найти то, что поможет мне в поисках. Я просматривал одну книгу за другой, переходил от полки к полке. Так прошла ночь… Очнулся я лишь когда звуки колокола стали собирать монахов на утреннюю молитву.
– Вы нашли что-нибудь интересное? – поинтересовался граф Акусин.
– Скорее нет, чем да, – уклончиво проговорил князь.
– Ваши слова заинтриговали нас, голубчик, – воскликнула Наталья Андреевна, требовательно глядя на рассказчика. – В них чувствуется какая-то тайна.
– В какой-то степени вы правы, – на суровом лице Никифора Андреевича заиграла улыбка. – Нет, увы, я не нашел ничего, что помогло бы мне продвинуться хотя бы на пядь в моих поисках. Но я натолкнулся на прелюбопытный и таинственнейший документ. Вначале мне показалось (впрочем, так оно и было), что я нашел чей-то дневник. В нем некий купец, назовем его Василием Николаевичем (сохраню подлинное имя), описывал свою жизнь в мельчайших подробностях. Не стану пересказывать сии скучные записи. В основном в них нет ничего занимательного: отчеты, заметки, расчет. Перелистывая дневник, я понял, что речь идет об очень богатом купце, владевшим в Сибири двумя золотоносными приисками…
– О ком же идет речь? – проговорил граф Лунин, насторожившись.
– Полного имени этого персонажа я не назову, и в конце моего рассказа вы поймете, почему… Итак, я уже закрыл эти записи и отложил в сторону, как опять какая-то неведомая сила заставила меня еще раз взять дневник в руки. Я никак не мог понять, в чем дело. Открыв дневник, я снова начал его листать. Он не был исписан до конца, и, прочитав последнюю запись, я опять собирался его закрыть. Однако мои пальцы сами собой начали листать чистые страницы, и тут… – князь замолчал на секунду, переводя дыхание. Впрочем, гостям эта секунда показалась вечностью.
– Голубчик, ну уж не томите нас, – взволнованно произнесла Наталья Андреевна, нервно обмахивая веером покрасневшее лицо.
– Да, да, – виновато пробормотал Никифор Андреевич, – я понимаю… Я натолкнулся на новые записи. Думая, что это продолжение дневника, ваш покорный слуга собирался захлопнуть книгу, но в тот же миг замер от неожиданности.
– И что же вас так поразило?
– Почерк…
– Почерк? – переспросил граф Лунин слегка озадаченно. – Но при чем тут почерк?
– Все очень просто, – продолжил князь. – Он очень изменился.
– Может быть, те записи были написаны другим человеком?
– Нет, – отрицательно покачал головой Никифор Андреевич. – Тот же самый, но… другой. Вначале, по деловым записям судя, вырисовывался портрет уверенного в себе человека – вероятно, с густой окладистой бородой, волевым лицом и с хитрецой в глазах. Твердой рукой он вел свои дела и той же рукой описывал их в дневнике. Но последние страницы были выведены человеком, в душе которого, по моему мнению, поселился… страх.
– Pourquoi vous avez decide cela1? – изумилась графиня, пристально посмотрев на Никифора Андреевича.
– Его почерк… Буквы буквально ходили ходуном. Казалось, что из властного, твердого человека в какое-то мгновение он превратился в немощного старца с дрожащими руками… Чтобы выяснить причину таких перемен, я решил прочитать вторую часть дневника, для чего вернулся к ее началу. Я ожидал увидеть все что угодно, но только не такую первую строчку, какую мне суждено было прочитать: «Исповедь кающегося грешника».