Потерянный Город

Надо дышать, вдох-выдох, медленно, пока запах горящих людей не выветрится из легких.

Вдох-выдох. Пока картина обугленных детей с волдырями на маленьких личиках не перестанет мелькать перед глазами.

Вдох-выдох. Пока я не перестану слышать крики: «Нет!» и «За что?» в своей голове.

Вдох-выдох. Пока я не сойду с ума.

Я заставила себя моргнуть. Еще раз. Меня била мелкая дрожь, а в груди застрял не выплеснутый крик. Отчаяние затопило душу, и не было смысла идти дальше. Я гляжу в пустоту перед собой, мечтая, чтобы она затянула меня туда, где никто не найдет, где я сама себя потеряю. Мне необходимо вытащить душу и выкинуть. Такой груз я нести больше не смогу.

Алекс сидит рядом, едва касаясь меня коленом. Я слышу его частое дыхание и биение сердца. Постепенно оно выравнивается, он встает, достает спички и зажигает одну. Язычок пламени разрезает темноту на две половинки, проливая мягкий свет на погреб, который вполне может стать гробом для нас. В нашем распоряжении пустые полки, чистильщики и тут постарались. Алекс оглядел то, что нам досталось, затем погасил спичку и чем-то зашуршал в дальнем углу.

-Тут холодно, вот, - он протянул мне чью-то куртку. Ну, я так думаю, ни черта не было видно, я лишь почувствовала, что мне на руки положили что-то мягкое. Я продолжала сидеть с широко распахнутыми глазами, глядя в пустоту и внутрь себя одновременно, пытаясь найти причину, оправдание тому, что произошло наверху. Тяжесть на руках возвращала меня к реальности, а жаль, я почти поверила, что темнота согласилась на сделку.

Алекс снова зажег спичку, сел напротив меня и поднес огонь к моему лицу, чтобы лучше видеть. В его ясных глазах можно было утонуть, что я бы с радостью сделала. Язычок пламени нервно дергался, отплясывая у меня перед глазами, разгоняя тьму как снаружи, так и внутри меня. Меня все еще била мелкая дрожь, то ли от холода, то ли от ужаса.

-Ребекка, у тебя шок, ты слышишь меня?

Я кивнула. Да, я тебя прекрасно слышу, как и крики в своей голове. Отчетливо и больно. Почему я не могу просто отключить мозг? Нажать на кнопку «Выключение» и все?

-Ты ни в чем не виновата, - сказал он, положив ладонь мне на плечо. -Ты не виновата в их гибели.

Я перевожу усталый взгляд на него.

-Там были дети, - мертвым голосом говорю я.

-Я знаю.

-Маленькие дети. Они же были здоровы. Почему их убили? – я заглядываю ему в глаза, пытаясь найти ответ. Но его нет. Алекс тоже не знает. –Откуда у них столько топлива? Керосина! Откуда? Что это за люди? Откуда у них столько власти?

Он берет куртку, которая так и лежит на руках, и набрасывает мне на плечи. Теплее не становится, хотя я смутно вообще различаю, холодно мне или тепло.

-Я знаю, я тоже это видел. Ребекка, поверь, ты бы им не помогла.

-Я могла бы постараться, -я не хочу ему верить, что все было безнадежно потеряно. – Крикнуть, отвлечь. Да что угодно!

-Они уже были пристегнуты, когда ты пришла. Отвлекая чистильщиков, лишь навлекла бы на себя беду. Они бы и тебя убили, спокойно вернувшись потом к своим делам. Трупов было бы на одного больше.

-Может, так было бы лучше? – устало вопрошаю я у пламени.

-Вот так просто сдашься?

Он усаживается рядом, слева от меня, погасив спичку. Спасительная темнота снова окутывает меня мягкими пуховыми перчатками. Она касается моих глаз, рук, моего сердца. Как бы я хотела, чтобы она унесло прочь из головы крики.

-Там же была вся деревня, - рассуждаю я в пустоту. –Все до единого, даже старики и дети.

Маленькая девочка с прилипшими черными трусиками. Пожилой мужчина с тростью в руках.

На мгновение я вспоминаю ту женщину, что пыталась спасти свою малютку, закрывая собой, но вместо нее мне представляется моя мама. Она закрывает меня голенькую от потоков бензина и плачет. Еще немного и я сойду с ума.

-Кто мог сделать это? Кто их послал? А главное – для чего?

Темнота молчит. Алекс тоже.

-Должен же быть кто-то главный, кто выдал им костюмы, бензин, автомобили. Тот, кто дал им право так обращаться с невинными людьми.

-Я не знаю, кто это и зачем они сделали это. Но, что сделано, то сделано. Теперь уже ничего не вернуть. Так мы хотя бы знаем, что они делают с теми, кто болен, или как они считают, что болен.

Если он на что-то и намекал, я предпочла не понять этого.

-Они сожгли их заживо, Алекс, заживо!

-Ребекка, пожалуйста,- тихо просит Алекс, вот только чего просит? Не бояться? Не говорить о чистильщиках или о тех людях? Не падать духом? Не отчаиваться?

С первой минуты, когда полгода назад я зашла домой и увидела мертвую мать на полу кухни, я постоянно только и делаю, что отчаиваюсь и падаю духом. Все это время я поражаюсь, почему еще не умерла, откуда во мне силы делать шаг за шагом в беспросветное будущее, ползти туда, где только холод и тьма.

Я не герой, не боец, не воин, я просто сопливая девчонка, которая устала постоянно бояться. А только этим, по сути, я и занимаюсь.