Мертвые земли

- Что скажете на это, справные гномы? – громом отлетал от малахитовых стен голос Таршат-тара.

- А чего и говорить? Предательство оно на всех языках одинаково звучит, - первым отозвался Нувин. И когда только успел добраться до Пещёр? Но самое главное – как они узнали о том, что случилось? Не иначе, как кто-то из вылеченных Дрох-тин мужчин открыл это ее «суженному». – А как еще назвать то, что девчонка перешла к людям? Пятнает нашу кровь с их – проклятой?

- Погоди, почтенный, - перебил его другой член совета – Роттон.

На этот раз Дрох-тин, слышавшая сейчас не ушами, подивилась. Она видела его на совете всего однажды, а потом и вовсе не встречала ни в коридорах Пещёр, ни на пирах в королевском зале. Ему было около пятьсот лет – так говорили, хотя у гномов не принято считать годы. До совершеннолетия ты считался ребенком, после – взрослым. Можно было поседеть в сорок – от горя и утрат, а можно – до самой смерти не нажить ни единого белого волоса в бороде. Роттон выглядел крепким мужчиной, да и волосы его еще не утратили присущей их народу рыжины, лишь глаза – глубокие, с пролегшими к щекам морщинами, выдавали в нем не одно прожитое столетие.

- Прежде, чем судить, мы должны узнать всю правду, - продолжил Роттон, но его тут же перебили.

- А чего там знать-то? Она пустила к нам людей! – хором выпалило несколько голосов.

- Она обманула меня, - с нажимом добавил к этому многоголосью Нувин.

Терпение покидало членов совета – остальные из них молчали, но Дрох-тин не нужно было слов. Они ее ненавидели. Ненавидели не за то, что протянула людям руку помощи, а за то, что поступила по своему. За то, что девчонка вдруг решила напомнить им, что власть принадлежала ей, а не им – умудренным годами, испытанным в битвах. В груди защемило от обиды, и не будь здесь единственного, кто еще мог заступиться за нее – перестала бы слышать и смотреть то, что происходило в малахитовом зале.

- Вы забываете, что она – наследница, - мягко и вместе с тем так, что разом закрылись другие рты, снова заговорил Роттон. – Я тоже умею читать по земным жилам, и они говорят, что Дрох-тин всего лишь хотела спасти беспомощных из людей – женщин и детей. Не более.

Таршат-тар поморщился, поднял ладонь, давая понять, что хочет вставить слово. И Роттон ему уступил – смолк.

- Я же просил вас не упоминать ее по имени, - едва скрывая раздражение, заговорил он. - Земля - мать для всех и иногда может слукавить, чтобы закрыть своих детей. А вот наш брат сказал мне, что там есть и мужчины. И ему я склонен верить больше. И потом – зачем нам на наших землях люди? Мы и так проявили к ним достаточно милосердия – пустили к себе под самый бок. И чем они отплатили?

По залу прокатился гул – почтенные гномы хмурили и без того суровые лица, топали ногами под столом. Дрох-тин же затрясло от догадки, кто был тем братом, кто ее выдал – Хоралик! Больше некому.

- Они вытащили из плена тех, кого вы называете братьями, - снова встрял Роттон, не дожидаясь, когда гул недовольства перерастет в слова.

- И не пролили при этом ни капли своей крови, - тут же перебил Нувин. – Я был там и могу сказать – слишком легко далось людям Хрома освобождение наших братьев. И я бы не удивился, если им просто выдали их в обмен на проход. Они обвели глупую девчонку вокруг пальца, а она, вместо того, чтобы смотреть за ними в оба, распустила хвост и развесила уши!

- Вы говорите сейчас о дочери Альтей-тара, почтенный. Проявите уважение хотя бы ради ее отца, - от слов Роттона гномы разом притихли, поникли головами, отдавая дань памяти ушедшему брату. - Он был славным гномом. Тем, за кем без раздумий пошли бы сейчас мы. И кто никогда не стал бы отпихивать того, кому пришлось туго. Будь то люди или эльфы. Вы еще молоды, и кровь бурлит в ваших жилах, мешая слышать сердце, но стоит прислушаться – и оно подскажет вам верный путь.

Никто не спешил перебивать его, и Роттон продолжил. Дрох-тин замерла, внимая каждому его слову и не позволяя надежде раньше времени проникнуть в сердце. Неужели – ему удастся переубедить совет?

- Хорошо судить соседа, когда сидишь за много дней пути, да еще и оградился от его бед. Труднее – когда примерил его шкуру и уж совсем невозможно, когда встал с ним плечо к плечу, глядя его смерти в лицо. Мы судим наследницу только за то, что она проявила милосердие к братьям.

Члены совета снова загудели, многие из них вскочили, затрясли кулаками. Слова Роттона о том, что люди – их братья, пришлись им не по вкусу.

- Именно к братьям! – он возвысил голос так, что зазвенело в ушах. -Разве вы забыли, что у нас общий корень? Забыли, как люди кормили нас – немощных, после того, как мэтр Крафвин изгнал хворь? Разве не он сейчас остался по ту сторону железного обруча? Не он ли погибает там, а мы здесь сидим и судим: как наказать девочку за то, что единственная вспомнила о совести?!

Роттон тоже вскочил, и Дрох-тин ощутила, как тяжело было ему сейчас. Он понимал, что тут его слова никто не примет к сердцу, но не мог остаться в стороне.