Страница 64 из 111
- Хорошо бы… - выдохнул третий.
- Вот увидите – отдадим ее им, и заживем! – убеждал Дирт товарищей. В его голосе так и выпирала гордость. Еще бы! Пока остальные трусливо поджимали хвосты, он справился с колдуньей!
- Слышь, Дирт, а мож разок-то попользовать? Что ей? Она, вон, и без памяти лежит сейчас. Чего ее бояться?
- А кто ее боится? Что, Жунак, уже и порты намочил? Дурья башка твоя – ты ее паять будешь, а она из тебя кишки вытащит и вокруг шеи обмотает. О том думай, как ее отродье получше припрятать, чтобы пока эти не пришли на поводке ее держать.
- А чего ее держать? – отвечал Жунак обиженно. - Треснул еще раз по башке – и готова!
- Ага, а буди перестараемся? Тебе тут мертвая ведьма нужна? То-то же! Тут оставим. До времени, а девку ее пока Кинке отдай. Случись чего – с нее и спросишь.
- Разрешаешь? – плотоядно хмыкнули ему в ответ.
- Чего? Я только за спрос разрешаю, а другого чтоб не было ничего! Ишь – своих, что ли, мало? На моих и не зарься даже! Я опосля тебя и пальца-то не суну!
- Чистоплюй, - обиженно фыркнул Жунак.
- Смотри-смотри – просыпается вроде, - вмешался еще один голос.
После нескольких мгновений тишины послышался шорох и шлепки улепетывающих пяток. Когда Занка продрала глаза, в которых еще расходились мерцающие круги, над ней склонялся только Дирт.
- Ну, жабья отрыжка, очухалась? В общем, такое мое слово – не будешь рыпаться, пищалка твоя жива будет. А рыпнешься – обеим головы снесу!
- Что же медлишь? - с трудом выталкивая слова, ответила Занка. Каждое отдавало раскаленной спицей в затылке.
- А это ты скоро узнаешь, - Дирт довольно ухмыльнулся, огладил бороду.
Она ждала, что он скажет еще что-то, но он лишь смерил ее взглядом сквозь прищур, сплюнул под ноги. А потом развернулся и направился к двери.
Занка осталась одна в узкой комнатенке – низкий потолок, ряды полок над головой, пучки трав, развешенных вдоль стен. Запах полыни, можжевельника и копряни. То ли чулан, то ли чердак, то ли погреб. Хотя нет – в погребе было бы сыро и зябко. Здесь же сквозь щели сквозил воздух – свежий и теплый.
Зана попыталась подняться, но связанные руки и раскаленные спицы в затылке валили ее обратно в прелую солому под ногами. Только раза с пятого получилось оторваться от пола и сесть, прижавшись спиной к стене. Голова работала плохо, зато надсадно и обиженно скулило сердце. Занка пыталась разогнать тугие мысли, сообразить – что делать? Как выбраться самой и спасти Ярушку? Взывала и к чутью, но оно скрылось куда-то и не желало выползать. Тогда Занка ткнулась в колени головой и засопела, ни о чем не думая. Она сделает это после – когда утихнет боль.
Время шла – сползало со стен светлыми пятнами, сочилось внутрь становившимся всё прохладнее воздухом. Только когда сумрак охватил всё вокруг, дверь снова открылась. Занка подняла голову и принялась безучастно наблюдать, как к ней на карачках подползала женщина. Не Кинка.
Эта была молодая, с худыми впалыми щеками и фиолетовым пятном под глазом. Растрепанные волосы не были не то что убраны - даже расчесаны, и торчали во все стороны грязными космами. На лице – ни единой мысли, ни единого присутствия жизни. Будто не человек сейчас пришел к Занке, а только его тень.
Добравшись до пленницы, женщина сунула ей в руку фляжку с водой, положила рядом на солому кусок хлеба с пятнами белесой плесени. Управившись, она также безмолвно отползла к двери, толкнула ее и скрылась в темноте проема. На улице уже была ночь, и Занка могла только догадываться, сколько пролежала без памяти.
Дни потекли за днями. Кормить ее приходили всегда под вечер, и неизменно – разные женщины. Они отличались годами, лицами и взглядами, но одно было едино – ни одна не походила на живую. Блеклые тени, забитые и перетертые в безликих существ сворой Дирта. Ни одна из них не произнесла ни слова, даже когда Занка пыталась вызнать у них про Кинку и Ярушку.
Еда тоже оставалась неизменной – вода и черствый плесневый хлеб. Похоже, Дирт не считал нужным кормить пленницу должным образом. Ровно, как не заботило его и то, как она с затекшими связанными руками будет справлять нужду. А потом вместо очередной истертой женщины в Занкину конуру заполз парень.
Он отличался от своры Дирта, как летний день от трескучего мороза – годов шестнадцати, румяный, ладный. Вот только глаза смотрели жадно, как и у его товарищей. Или – хозяев, Занка и такому бы не удивилась. Добравшись до нее, он вытащил складной нож, расправил и принялся резать путы.
- Сейчас, сейчас… - бормотал он себе под нос. – Поди, намаялась так сидеть-то?
Занка не ответила – не верила ласковым словам. Глядя из-под бровей, принялась растирать багровые запястья.
- Злишься всё? – поигрывая ножом, спросил парень. – Ни к чему. Не тронет тебя никто. Если со мной будешь. Мне батя разрешил тебя взять. Пойдешь?
Занка не ответила. Внутри снова зашевелилось чутье, заскребло, но она не спешила идти у него на поводу. Вот если бы знать, где Ярушка…