Зарема

- Не уверена, но надеюсь.

- Тогда будем надеяться вместе.

Прокурор помощнику приказал взять у Заремы все данные и послать запрос по особым каналам.

Так Зарема нашла на войне своего Сашу и получила от него весточку, что он жив и помнит ее. Но теперь, когда Зарема узнала номер полевой почты Саши, когда она получила от него несколько писем и отвечала ему с трепетом и любовью, этого показалось ей слишком мало для счастья. Ей захотелось служить где-нибудь рядом, чтобы иметь возможность повидаться. Но ей не сообщили номер армии, в которой он служит, а сам Саша не вправе был ей об этом написать.

Применяя все, что она смогла узнать, Зарема старалась вычислить, где же Саша, ведь, зная это, она как-нибудь смогла бы с ним встретиться, Зарема писала Саше почти каждый день и ей иногда казалось, что с помощью писем она дотягивается до него сквозь пространство, что ее письма, будто охранная молитва, паутиной девичьей любви – любви жертвенной, любви преданной – окутывют и оберегают любимого.  Она была уверена, что именно из-за этого Сашу из минометного батальона снова перевели писарем полка.

Ей было невдомек, что Саша был ранен в левое предплечье, и недолго пролежав в госпитале, вернулся в свою часть. Командир распорядился оставить старшину Коваленко при штабе полка на прежней должности писаря.

- Успеешь еще в атаки с минометом побегать. Повремени, пока рука, как следует, не заживет, - строго, но добродушно сказал командир Саше.

Предыдущего командира полка уже к этому времени перевели в штаб 51 Армии, а назначенный на его место подполковник Невзоров Сашу не помнил, зато политрук полка «Кузмич» остался прежним, он и предложил взять явившегося из госпиталя Сашу Коваленко снова писарем полка, отрекомендовав его как грамотного и расторопного человека.

«Кузмич» не было отчеством комиссара, даже его фамилию мало, кто помнил, тем более, что часто после боев живыми и здоровыми из тысяч оставались десятки, а выбывших быстро сменяли свежие силы. Политрук годами был молод, невысок  ростом, но коренастость и даже некоторая полнота придавали ему солидность, а с ней как-то не вязалась привычка этого кругленького человека называть всех подчиненных и простых рядовых солдат с ласковым юмором «Кузьмичами», хоть ругает он их, хоть хвалит. Он, единственный, не знал о том, что молва давно закрепила за ним самим эту кличку.

Присутствуя при разговоре Саши с командиром полка, он не преминул вставить свое веское слово, обратившись к Саше своим неизменным «Кузмич».

- Ты, Кузмич,  слишком-то  не носись со своей раненной рукой, будто медведь на ярмарке с писаной торбой. Меньше будешь обращать внимание – быстрей заживет. Иди, устраивайся в блиндаже. Скоро полевая кухня подоспеет, подкрепись и сразу приступай. Работы невпроворот. Правая-то рука в порядке?

- В порядке,- односложно ответил Саша и, поднеся правую руку к пилотке, спросил:

- Разрешите идти?

- Идите.