Зарема

Если не считать того, что колонна несколько раз останавливалась, чтобы собравшиеся солдаты помогли вытолкать из колдобины очередную полуторку, то до наступления ранних зимних сумерек они ехали вполне благополучно. Когда только чуть начало вечереть, откуда ни возьмись, налетел на их колонну немецкий истребитель.

По тому, как натужно гудели моторы в предельно низком полете, привычное ухо бывалого фронтовика безошибочно определяло загруженные бомбами трюмы воздушного пирата.

- Воздушная тревога! – пронеслось по колонне, она остановилась,  и все сопровождающие побежали прятаться под гребень оврага. Гребень порос невысоким кустарником, который удерживал землю от обрушения. И сверху овраг, и все, кто в нем спрятался, не были видны. Катя быстро слезла с остановившейся машины, крикнув Зареме:

- Бежим скорей! Догоняй!  - убежала.

Катя стремглав бежала к оврагу, вздрагивая всем телом от оглушительно рвущихся поблизости бомб, а Зарема слезть с машины не успела. Внезапно с болью заложило уши, все звуки мира исчезли, в голове установилась тишина, сопровождаемая пронзительным звоном. Зарема невольно упала навзничь на ящики и на короткое время потеряла сознание, а когда очнулась, оглянулась по сторонам.

В оставленной людьми колонне некоторые машины были подбиты и горели. В хвосте и в голове колонны стреляли зенитки, но они были противотанковые и на них работали девушки, не умеющие стрелять по самолетам, об этом Зарема знала. Да теперь она видела еще, что старания зенитчиц опоздали, потому что немецкий истребитель был уже подбит тремя нашими «ястребками».

Этот жуткий монстр, несущий смерть и только пролетевший над их колонной , назад уже не вернется, потому что выпуская хвост черного дыма, стремительно несется к земле с противоположной от оврага стороны. Зареме было видно, что в овраге осталось много живых, но видела она и лежащих на пути к оврагу убитых и раненых. Звон в ушах Заремы утих, ведь она явно слышала грохот зениток, однако она чувствовала, что звон этот будто притаился и вот-вот вернется в кажущуюся раздутой голову. Зарема хотела крикнуть в сторону оврага, чтобы позвать на помощь, но быстро поняла, что не только сама себя не слышит, оглушенная взрывной волной, но и никто в овраге ее не слышит и не видит. Тогда она решила повернуть свою разбухшую голову и попробовать поискать помощи с другой, противоположной от оврага, стороны колонны.

На этот раз повернуть голову Зареме не удалось. Это было так трудно и больно, будто голова ее теперь была на шарнирах и их некому смазать. Собрав волю в кулак, Зарема повернулась всем корпусом… и увидела, что на подножку стоящей впереди полуторки поднялся капитан Егоров из соседнего отдела Военного трибунала, приподнял брезент, которым были накрыты ящики с документами, вытащил один ящик, и тут же спрыгнув на землю, быстрым шагом, почти бегом побежал в хвост колонны, где через одну после машины Заремы стояла машина с «секреткой», за которую Егоров нес ответственность. Осознать, что произошло в тот момент, Зарема не смогла, потому что главной ее задачей было позвать на помощь. Она изо всех сил открывала рот, пыталась позвать Егорова, но видно было, что и на таком близком расстоянии ее не слышат.

В это время на машине, стоявшей позади машины Заремы, горел брезент и к ней бежали люди тушить, потому что теперь все поняли, что опасность бомбежки миновала. К Зареме подбежала Катюша, ей стало понятно, что Зарему контузило, что она ничего не слышит и не может говорить – нет голоса. Катя отвела Зарему в машину с ранеными и их повезли в госпиталь. Ближайший госпиталь был фронтовой, в нем непрерывно шли операции и подвозили раненых. Зарему не сразу осмотрел врач – были тяжелораненые. Уже полностью стемнело, когда ей измерили температуру и сделали необходимые процедуры. Врач велел на голову Зареме наложить мокрую повязку с  раствором соли, прибинтовать и укутать платком. Выяснив, что температура у Заремы из-за малярии, он распорядился дать пациентке хинина и ушел. Медсестра Анна Даниловна заставила Зарему проглотить эту гадость, а пока накладывала повязку, успокаивая, приговаривала, что все будет хорошо, что доктор прекрасно знает свое дело, что в их госпитале никто не умирает, хоть с какой бы воспалившейся и забитой грязью раной его ни привезли. Доктор тут же велит на рану повязку наложить из восьми слоев марли с гипертоническим раствором соли на десять часов. Дать возможность повязке «дышать» и соль наладит кровообращение, снимет воспаление, снизит температуру, а дальше хирург все, что надо зашьет, подтянет, слепит. Останется заживить, но  это уже подальше от боев.

- Вот так все у нас и делается, голубушка, дешево да сердито. Так что не горюй, больше трех дней у нас не проваляешься, как врач сказал, так и будет.

Вполне сносно слышать Зарема стала на третий день, а говорить – на второй, когда проведать ее приехала Катя.

- Хорошо тебе, ты здесь лежишь, не знаешь, что у нас в отделе творится.

Не в силах еще воспроизводить звуки, Зарема вопросительно взглянула на Катю, выпучивая глаза: что, мол, случилось?

-Ой. Такое ЧП, такое ЧП! Ящик пропал с документами, 32 номер! Хорошо, что не с нашей машины, а то бы и нас с тобой затаскали. А пока достается Клавочке и двум ее подругам. Куда только он мог деться? Их машина даже не перевернулась во время бомбежки, а ящик исчез. Кому только он мог понадобиться? Ведь вокруг были только свои. Девчата перед дислокацией все ящики сами уложили, проследили, чтобы на машинах их тщательно укрыли брезентом.