Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 172 из 174

Он уехал в Пятигорск и звонил часто, но повторял в конце каждого нашего разговора, что пока ничего не продвигается. Не мог он найти оператора, готового  только за обещание неведомой сенсации организовать освобождение двухэтажного здания от врачей скорой помощи, пусть даже ненадолго.

И вот, наконец, это случилось! Миша позвонил и сказал мне:

- Есть! Есть, милая ты моя!

- Ты договорился? С Олегом?

- Нет, другого нашел. Журналиста. Женька его зовут. Приедем, познакомлю. Олега с камерой он с собой возьмет.

- Очень рада, приезжайте.

- Они приедут со мной, так что тебе самой надо организовать какого-нибудь строителя с ведром раствора и мастерком наготове.

- Поняла. Жду.

- Будь умницей, милая моя. Целую. Пока.

- Приедешь, поцелуешь.

- А ты?

- И я поцелую. Пока.

Они приехали рано утром. Миша отвёл их позавтракать в кафе, а потом они вместе начали обход начальства, чтобы добиться кратковременного освобождения здания, в котором предполагались съемки исторического фильма на тему прошлой купеческой жизни села Воронцово-Александровского.

- Зачем вам именно этот дом? Есть же другие, гораздо красивее? – спрашивали их начальствующие лица, но Миша и его новые друзья отвечали, что дом купца Лыжина гораздо лучше тех купеческих домов, которых осталось больше всего, и в то же время, он более усредненный, чем дом купцов Мостовенко и Кащенко, чьи дома все знают. Слова эти звучали достаточно убедительно,  а после того, как представители Пятигорской телестудии сказали нужному им начальству, что можно будет в доме все комнаты закрыть и оставить только коридор, лестницу и комнатку, служившую кухней семье Лыжиных, то всё начальство объявило о положительном решении вопроса.

И приступили. Моя мама осталась сидеть во дворе, развлекая строителя с ведром раствора и банкой краски, а мы  с Мишей и Женя с Олегом, взяв с собой дрель, молоток и зубило, вошли в дом Лыжина с черного хода.

Место, которое показывал мне Тимофей Савельевич, я запомнила на всю жизнь, и сразу показала его Мише. Он очертил его чем-то острым и начал пробивать стену.

- Начинать съемку? – спросил Женя.





- Начинайте, - ответила я.

Через мгновение включилась камера, а ещё через несколько минут мы увидели и горшочек, и рассыпавшиеся из него монеты, и… какую-то бумагу, сложенную вчетверо.

- Вот это да! – воскликнули чуть ли не хором Женя и Олег.- Так это и есть ваша сенсация?

- Да, это она и есть, - спокойно подтвердил Миша, а я в нетерпении схватила  бумагу,  развернула  и  прочла:

 Уважаемый товарищ Дарья Петровна!

Очень надеюсь, что ты, Дарьюшка, получишь это письмо. Специально, чтобы отправить его тебе, я приехал на родину, в Воронцовку из далекой Иркутской губернии, по-теперешнему, Иркутской области.

Дальше читать я не стала, сложила письмо и убрала в карман.

- Как хорошо, Миша! Лыжин письмо прислал, надеюсь, что теперь мы узнаем, как их дальнейшая жизнь сложилась.

- Конечно, здорово, - ответил Миша. - Давай мне рюкзак, чугунок спрячем. Позови рабочего, пусть заканчивает.

Моя мама вошла вместе со строителем. Наверное, хотела убедиться. Рабочий заделал дыру, закрасил той краской, которую я подбирала по памяти об этом месте, заходила для этого специально в здание Скорой помощи с черного хода.

Через несколько минут всё было сделано.  Я даже полы протерла. Женя с Олегом были ошарашены и очумевшими глазами смотрели на нас с Мишей.

Так, с глиняным горшочком, полным царских десятирублевок, в рюкзаке за спиной у Миши мы дошли до городской администрации и, ошарашив секретаршу видом видеоператора с включённой камерой, вошли к Главе администрации в кабинет. Выяснив причину нашего прихода, он вызвал представителей прокуратуры и полиции. Они приняли у нас весь клад по описи и попросили  ждать сообщений.

Мы проводили Женю и Олега на автобус в Пятигорск, и, наконец, сели с Мишей на лавочку, чтобы прочесть внимательно письмо из прошлого. Оно было написано мелким, ровным, убористым почерком, но всё равно показалось мне слишком коротким для той важности, какую оно для нас представляло. И я начала читать:

Уважаемый товарищ Дарья Петровна!

Очень надеюсь, что ты, Дарьюшка, получишь это письмо. Специально, чтобы отправить его тебе, я приехал на родину, в Воронцовку из далекой Иркутской губернии, по-теперешнему, Иркутской области. Если бы ты знала, каких трудностей стоила мне переправка его тебе в далёкое будущее! Я уже стар, мне идет восьмой десяток, и мне уже всё равно, узнают меня в Воронцовке или нет, доложат, кому надо, или пожалеют, всё равно. Мне пришлось устроиться работать сторожем в контору, которая теперь располагается в моём доме и главная там наша Евдокия.  Она согласилась принять меня к себе по моей иркутской справке, потому что паспорта нам не выдают.

 То, как внезапно вы с Мишей исчезли, никого не предупредив, дало мне понять, что вы неожиданно для себя вернулись в свой мир. С вами осталась цыганская косынка, ведь я её в последний момент Мише отдал и вы, наверное, переживаете. Действительно, Зара приходила ко мне по этому поводу, я ей объяснил, но она тогда не поверила, привела толпу цыган. Им я сказал, что вы с Мишей уехали далеко, и у меня адреса вашего нет. Недавно я узнал, что Зару, Больдо и ещё многих воронцовских цыган расстреляли немцы в 1942 году и оставили в куче тел в овраге, недалеко от цыгановки. Остались свидетели этого, а одного русского подростка немцы тоже чуть не расстреляли, потому что он полез в этот овраг поискать живых, а когда вылезал, его увидели и забрали немцы. Потом разобрались и отпустили, он мне сам рассказал, что видел там Зару. Жалко её.