Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 174

Если бы не было угрозы попасть в сумасшедший дом, - подумала я, - можно было бы рассказать этому Захару, что у него на осуществление всех его наполеоновских планов остались жалкие девять-десять лет, а потом начнутся войны и революции, тюрьмы и раскулачивание, немецкая оккупация, победа и вновь восстановление всего разрушенного государственного хозяйства. Хватит ли сил и самой жизни этому молодому красивому и доброму конюху Захару, чтобы одолеть все предстоящие ему страдания?

А он продолжал рассказывать, размахивая руками, в азарте время от времени выскакивая из беседки на палящее солнце и возвращаясь снова в ее тень:

- У нас в селе  10 мануфактурных лавок , 11 - бакалейных, 2 - галантерейных , 15 - мелочных, 1 склад, 16 - питейных домов, 6 - водяных мельниц, 10 - гончарных заводов, 8 - маслобоен, 3 - постоялых двора. На ярмарки к нам съезжается торговый люд со всей России. Множество колёс местного производства, телеги, глиняная посуда и кожи расходятся во всех окрестных селениях. Очень много есть у нас в селе сапожных мастеров. Сапожничество здесь до того дошло, что  почти нет двора, где  бы не было, хоть одного сапожника. Хоть тапочки, но шьют. Воронцовские сапоги известны далеко за пределами Ставропольской губернии и покупают их охотно, благодаря хорошему качеству.

- Да-да-да, - подтвердила Аза. – На что наши мужики капризные, но сапоги мы покупаем только в Воронцовке. А мы, цыганки, именно здесь полусапожки кожаные и тапочки покупаем, и бережем, как зеницу ока, для того и босиком все лето ходим.

«Так вот оно что», - подумала я.





И в этот момент раздался цокот копыт, Захар выскочил за ворота, к воротам подъехал тарантас. Лошади фыркнули, калитка открылась. В нее вошел  невысокий плотный мужчина, в распахнутом длинном сюртуке серого цвета, без воротника,  со светлыми атласными  отворотами. Из-под сюртука видны были стянутые тугим узлом широкого галстука отвороты ворота белой  рубашки и темный жилет. Рубашка была навыпуск, стянутая ремнем с большой пряжкой, брюки заправлены в сапоги, припорошенные пылью сапоги – гармошкой. На голове его был надет картуз.

- Ба-ба-ба! – воскликнул он. – Это что еще здесь за собрание?

Никто не успел ему ответить, хотя Аза порывалась выскочить вперед, но в это время с крыльца дома во двор спустилась дородная женщина в шелковом  розовом платье, очень пышном и длинном, но, тем не менее, очень сильно в моем сознании ассоциирующимся с пеньюаром в современном  нам с вами понимании этого вида одежды. Тем более, что на голове ее поверх светлых кудряшек восседал  веселенький  с оборочкой чепец из той же, что и «пеньюар», ткани.

- Тимофей Савельич! – воскликнула купчиха. – Ты не сердись, это я распорядилась. Явились они целым кагалом и пообещали до упора тебя дожидаться. Что было делать? Все знают эту вот цыганку, она ведь колдунья, все это знают. Скажут люди, что ты, Тимофей Савельич, уже к колдунам обращаешься, чтобы дела поправить.