Страница 8 из 28
– Не знаю. Ей позвонили и она убежала. Сказала только, что через пару часиков вернётся. Что-то случилось?
Люнхай понимал, что он выглядит глупо, но тревога снедала его. Он не мог объяснить, своё волнение, но ощущение утраты преследовало его. С другой стороны поднимать панику нет оснований. Чувства, как говорится, к делу не пришьёшь. Плюс – как Осикина мама будет относиться к нему, если он покажет себя паникёром?
Поэтому Люнхай решил сдержать свои порывы и почти спокойно сказал:
– Ничего не случилось, просто я хотел попросить её помочь мне с математикой. Можно я позвоню вам попозже?
– Конечно, – улыбнулась в ответ Осикина мама и закрыла дверь.
– Что ж, Осикина мама ничего не почувствовала? Ну, что её дочь исчезли? Ведь говорят, мама всегда чувствует, когда что-то плохое случается с её дитём, – спросила меня Олюшка.
– Так мы ж не знаем, что случилось с Осикой. Может, мама чувствовала – её дочери хорошо, – ответила я.
– А что было дальше?..
– А мне отец подарил классный фонарик, я с ним никогда не расстаюсь, так что, когда вы, детки, блуждали в темноте, я с фонариком мог всё разглядеть, – на следующий день хвастался в школе Бодрай.
– Ну, и что ты там разглядел? – спросил Люнхай.
Он сидел рядом на подоконнике и размышлял, стоит ли готовиться к тестам или бросить всё к чёртовой матери, потому как теперь без разницы.
– Да ничего там не было! Туча как туча. Ну, темно и только. Мне с фонариком и улицы было видно, и дома, и людей. Мутновато, конечно, но вполне. А вот всяких там светлячков, духов и уж тем более планет не было, это всё ваши фантазии. Конечно, детки оказались в темноте, испугались, а у страха, как известно, глаза велики. Вот и напридумывали!
Люнхай усмехнулся и тихо сказал:
– Конечно, фонарик помогает смотреть. Но иногда мешает видеть.
– Что ты хочешь этим сказать?! – взвился Бодрай.
– Ничего. Просто мысли вслух.
– О! Так ты ещё и мыслить умеешь?
Люнхай посмотрел в упор на Бодрая, и где-то в душе болью отозвалось: «Осика!» Поэтому Люнхай спокойно ответил:
– Да что ты! Как я могу? Я ж отстающий. Пойду-ка, поготовлюсь к тестам...
Люнхай взял свой шмотник и, не обращая ни на кого внимания, пошёл прочь.
Бодрай не нашёлся, что ответить и лишь удивлённо смотрел тому вслед. А Люнхай окончательно решил взяться за ум.
Решить-то решил. А вот с чего начать? Знания Люнхая были полны пробелов. А времени до тестов оставалось немного, и наверстать всё практически невозможно. Положиться на судьбу? Но судьба не баловала Люнхая приятными сюрпризами. Наоборот, она отняла у него двух самых дорогих ему людей. И Люнхай всё чаще и чаще ловил себя на мысли уйти из этого мира. Уйти туда, где отец и Осика.
И он ушёл бы. Вот только мать жалко, да Бодрай достал. И ещё – ну не мог он уйти отстающим слабаком. И Люнхай принял ещё одно решение: доказать, что этот выскочка Бодрай сам дурак, не способный обучаться.
А ещё Люнхай решил: он должен чего-нибудь достичь в жизни, чтоб доказать всем, что он хороший человек.
…Только нужно поглубже спрятать свою боль, чтоб никто и никогда даже подумать не мог, как сильно страдает Люнхай. Эта боль только его. Люнхай решил всегда помнить о тех, кого он потерял.
– И он что, все эти решения выполнит? – спросила Олюшка.
– А ты как думаешь? – ответила я.
– Думаю, это невозможно. Получится: пообещал сам себе и не сделал. Винить ещё себя начнёт.
– Ты становишься мудрой, доченька.
Итак, одно из решений Люнхая было готовиться к ЕГТ. Видимо, пришла пора подробнее рассказать об этих тестах. Как-то одному из членов мирового правительства задали прямой вопрос: «Раньше система образования нашего мира была самой лучшей. Граждан учили в первую очередь думать. В результате было сделано много открытий, и наука продвинулась далеко вперёд. Зачем нужно было разрушать проверенную и успешную систему образования? Зачем ввели Единый Государственный Тест?». На что этот самый член мирового правительства, нимало не смущаясь, ответил: «Таковы требования рынка труда». Что означает: «Нам нужны исполнители, а думающий человек тупо исполнять приказы и указания не будет, и думающий человек не будет слепо следовать рекламе, и покупать нашу продукцию».
Я ещё помню времена, когда мы смеялись над жителями соседнего мира, когда они не могли показать на географической карте соседний штат. Теперь наши дети не знают не то что географии, физики или биологии. Они не знают родного языка, родной литературы, родной культуры…
Теперь из поколения в поколение мы становимся всё более средними в нашем среднем мире среди других таких же миров.
Возможно, это удобно для мирового правительства – эдакий стандарт рабочей силы. Своеобразный конвейер, где рабочие взаимозаменяемы.
Только жизнь вносит свои коррективы, и конвейер получился не производственный, а чиновничий.
Хотя… Планы мирового правительства нам не известны. Может, именно так и планировалось…
В любом случае школьникам выбирать не приходится, и они сдают Единый Государственный Тест, который даёт им путёвку в жизнь – результаты отправляются в разные ВУЗы и там преподаватели решают, подходит ли им этот выпускник. Самого же человека не видят, до тех пор, пока он не приступит к занятиям, если его примут, конечно. А если нет, то у выпускника нет никаких шансов попасть во властные структуры. Если результаты теста плохие, то выпускник может рассчитывать найти работу только в сфере обслуживания или на производстве. И только неисправимые романтики становятся врачами или учителями. А настоящие фанатики идут в клан Учёного люда. Потому что, только фанатики могут развивать науку за копейки.