Страница 18 из 28
Спать Моника пошла совсем расстроенная. В голове был полный сумбур: роман, стенка, Осика, Бодрай, Такокомск, педофил, острова, вулкан… И всё это она никак не могла разложить по полочкам. К тому же, прошлой ночью Моника плохо спала… И поэтому решила, что нужно просто выспаться, и тогда со свежей головой будет проще разобраться в ситуации.
Решить-то решила. Только извертелась вся, пока сон не взял свою власть. Он подкрался незаметно, подменив переживания яркими цветными образами. И теперь Моника шла по склону невысокой горы. Она шла вдоль склона по едва заметной козьей тропке. Ветерок колыхал цветы и травы, разнося вокруг запахи и ароматы, какие могут быть только в горах, в пору цветения трав. Камни шуршали под ногами. Высоко в небе пела пичуга. Насекомые сосредоточенно жужжали, торопились использовать для жизни каждый тёплый час. Сухой воздух был пряным на вкус и немного кружил голову.
Моника шла без особой цели, она просто гуляла. Было легко и хорошо. Дышалось так свободно и просторно, что Моника улыбалась миру. И мир отзывался на её улыбку. Вот впереди, сбоку от тропки показался камень, украшенный красными и серыми кольцами лишайника. Нагретый на солнце, камень словно приглашал присесть, отдохнуть, полюбоваться видами. И Моника отозвалась на это приглашение.
Как же удобно было сидеть! Словно в шикарном кресле. Такое Моника видела в кабинете директора школы, куда её вызвали за пропуски. Директор, заняв собой всё огромное кресло, отчитывал девочку, сжавшуюся на жёстком стульчике. А девочка слушала нотации, исподтишка рассматривала кресло и думала, как это, сидеть в таком огромном, мягком, и, наверное, удобном…
И теперь, сидя на камне, Моника чувствовала, что её давнишняя мечта исполнилась.
Моника сомлела на солнце, но задремать не успела – услышала шорох, оглянулась и увидела, как к ней подходит седой старик-аксакал.
Ты, наверное, сейчас поморщишься и скажешь: «Фу, седой стрик... Как предсказуемо. Банально!». И я тебя понимаю. Но ничего поделать не могу. Ведь это Моникин сон.
А старик подошёл к девушке и спросил:
– Красиво?
Моника глянула в ту сторону, куда показал аксакал, и увидела долину, а в долине – город. Люди, словно мураши, суетились на улицах. Ездили похожие на игрушечные машинки. Высились здания… Моника догадалась, что это её родной город Такокомск.
Забавно, сейчас она рассматривала город, сидя на камне, на склоне горы. Но вокруг Такокомска нет гор…
Но, чего только не бывает во сне.
Итак, Моника рассматривала Такокомск. Вон Стенка. Вон там, школа, её легко найти по школьному стадиону… А вон там должен быть её дом. Интересно, люди вокруг... Вон та женщина, наверное, мама. Ну и как бывает только во сне, картинка увеличилась и Моника поняла, что да, действительно, женщина, которая только что вышла из подъезда Моникиного дома, это её мама.
Наверное, логично было бы, если б Моника вспомнила и про папу, но она привычно подавила едва проклюнувшуюся мысль об отце и обернулась к аксакалу.
Он наблюдал за Моникой, и казалось, сейчас видел мир её глазами.
– Спрятала? – спросил аксакал у Моники.
– Что спрятала? – не поняла она.
– Боль свою, девочка. Свою боль.
– Какую боль? – снова не поняла Моника и прислушалась к себе. У неё ничего не болело.
– Свою боль об отце. Ты хочешь стать писательницей, и прячешь свою боль…
Моника задумалась. Когда аксакал сказал об отце, в её душе полыхнула и тут же, жёстко подавленная, утихла ненависть. А следом пришла обида и боль. Да, боль…
Душа Моники сжалась, и Моника снова почувствовала себя маленькой девочкой, которая прижимает к себе тряпичную куклу и смотрит во все глаза на папу и маму. Они кричат друг на друга. Папа сметает со стола тарелки. Тарелки оглушающее разбиваются. Осколки брызжут во все стороны. Один осколок ударяет Монику по ноге. Но мама и папа не видят этого. Папа пинает табуретку, кричит страшное слово «сука» и быстро идёт в спальню. Он проходит мимо Моники, едва не сбивает её. Папа не видит дочку. Он достаёт большую сумку, кидает в неё одежду из шкафа, хватает сумку и снова проходит мимо Моники, и снова не видит её. Потом хлопает дверь. Мама оседает на пол и начинает плакать. Монике больно, страшно и жалко маму. Она подходит к маме. Мама обнимает дочку и говорит ещё одно страшное слово: «сиротинушка». А потом мама говорит: «Папы больше нет. Забудь его». И Моника послушно забывает.
На лице аксакала отразилась боль. Казалось, он вместе с Моникой сейчас пережил тот страшный вечер. Он молча смотрит на девушку, давая ей возможность вспомнить. И только когда в душе у Моники что-то растаяло и слёзы потекли по щекам, аксакал тихо спрашивает:
– Ты помнишь, что решила тогда?
– Стать знаменитой писательницей, чтоб отец понял, как он ошибся, когда бросил меня. Чтоб он пожалел об этом.
– Ты понимаешь, что это было решение маленькой девочки. И ты, взрослая, можешь отменить его и жить дальше так, как тебе хочется.
– Правда?
– Да.
– И что мне теперь делать?
– А чего ты хочешь? – старик хитро прищурился.
– Вот так всё просто?
– Да. Всё просто. Так чего же ты хочешь?
Моника задумалась. И не мудрено. Нам кажется, что мы точно знаем ответ на этот вопрос. Но, когда его нужно озвучить, оказывается, что знаем как-то невнятно. Нам легче сказать чего мы НЕ хотим. Например, я не хочу чтоб меня обманывали, я не хочу, чтоб мной манипулировали, я не хочу чтоб меня бросали… Но если вдуматься, то оказывается, что это не только не связано с тем, чего же я хочу, но и вообще, касается не меня а других людей: чтоб они не обманывали, они не манипулировали, они не бросали… Они… А я? Где же я?