Штефан

- Думаешь, их будут искать? – усмехнулся председатель. – Сам знаешь, как это делается. Сверху спустили план, сколько хозяйств следует записать в кулацкие, и будьте добры его перевыполнить. Скажу тебе откровенно, в списках ОГПУ ваша семья давно уже значится, в резерве. Если случится недобор по другим семьям, выселят и вас. Только благодаря твоей службе в Красной Армии и держитесь до поры.

Степан помрачнел лицом.

-  Вот что, - подумав, сказал председатель. – Я знаю, какой ты человек, потому губить тебя не хочу. Донос я придержу и ходу делу пока не дам. Ты  же подумай, хорошо подумай, куда ты можешь увезти семью. Сделать это нужно как можно скорее.

- Мы уедем немедленно, сегодня же ночью.

- Да, - кивнул председатель. - И как можно дальше отсюда. Дом передай брату, пускай присмотрит. Может все и уляжется со временем. А там, глядишь, и вернуться сможете.

Степан в такую возможность почему-то не верил и схватился за голову. Где-то в Карелии проживала родня его матери, но сама ситуация навалилась на него таким тяжелым грузом, что некоторое время он отказывался в нее верить. С другой стороны, на что он надеялся, когда глубокой ночью крался в чужую избу и просовывал под дверь записку, в которой предупреждал о скором аресте хозяина? Неужели на то, что об этом никто не узнает? Как это по-детски наивно. Нет сомнения, его кто-то видел и теперь желал погибели. Зато благодаря ему, Степану, некоторые семьи успели благополучно бежать и спасти нажитое добро. Теперь, видно, настал и его черед. Что ж поделаешь, жизнь не поле, которое можно запросто перейти.

- Спасибо вам, Николай Ефимович, - сердечно поблагодарил Степан. – Век вас не забуду.

- Поспешай, поспешай милый, - обнимая его, ответил председатель. – Ради памяти твоего отца, Алексея Ивановича, я решился на это. Золотой был человек, мир праху его. - И добавил строго: - Что бы ни случилось, этого разговора между нами не было.

Степан шел домой и думал. Как бы ни казалась бездушной государственная машина, а все же состояла она не только из железных шестеренок, но и из живых людей. В этом заключалась ее сила, и ее слабость. И порой от решения только одного человека, его совести, а порой даже настроения, могла переломиться или продолжить тянуться вдаль чья-то судьба. Если измерить председателя колхоза государственной мерой, то выходило, что он являлся врагом трудового народа и предателем, а если измерить мерой божьей, то получалось, что поступил он по совести, как и полагалось любому человеку.

Подходя к дому, Степан увидел под дверью белый бумажный прямоугольник. Оглянулся по сторонам, но вокруг никого не было. Тогда он медленно развернул его и вздрогнул. Там было написано: «Положи в табакерку медный пятак». Степан еще раз оглянулся, разорвал записку на мелкие клочки и вошел в дом. «Кто бы это мог быть? – думал он. – Поручик Елизаров? Нет, это невозможно. И зачем класть в табакерку медный пятак»? Времени на размышления у него не было. Войдя в дом, Степан рассказал матери и Христине о разговоре с председателем. Распорядился, чтобы потихоньку собирали все необходимое в дорогу. Зашел в чулан и достал из тайника табакерку. Подул на нее, очищая от пыли, и спрятал в карман.

- Ты куда? – в дверях стояла растерянная Христина.

- Поеду договариваться насчет лошади к брату, в Егорьевку. Вернусь потемну. Будьте готовы.

 Константин, заведовавший в Егорьевке конюшней, удивился.

- Ты чего перевозить собрался, Степан? Почему в своем селе подводы не возьмешь?

Степан долго не решался ему рассказать, но в конце концов, признался. Константин побледнел.

- Как же так, брат? И лошади-то у меня колхозные, учтенные.

- Выручай, больше мне обратиться не к кому, - взмолился Степан и полез за пазуху. - Вот деньги, хватит как раз на новую лошадь. А у меня уже времени нет цыган искать.

Константин денег не взял.

- Когда же тронете? – спросил он.

- Сегодня ночью, - ответил Степан, надевая на голову лошади недоуздок, сплетенный из веревки. - Ты за домом присмотри. Может, сына со снохой туда поселишь. Пускай живут, а то у тебя в избе небось тесно.

На прощанье крепко обнялись.

- Еще свидимся, брат, - сказал Константин.

Степан махнул ему рукой и повел лошадь в поводу…

На землю опускались сумерки. Уже за околицей, возле небольшой рощицы, Степан вдруг остановился. Отойдя в сторону от дороги, привязал лошадь к березе и осмотрелся.

- Годится, - прошептал он и, вынув из сапога нож, стал копать.

Ему вспомнились сражения в полях Восточной Пруссии, поручик Елизаров и казак  Мирон. Не сном ли все это было? Что теперь стало с его боевыми товарищами? Достав табакерку, он уже хотел завернуть ее в тряпицу, но вспомнил про записку, найденную под дверью. Немного подумав, вложил внутрь табакерки медный пятак, поместил ее в тайник и утрамбовал землей. На коре дерева сделал засечки.

- Я вернусь, вернусь, - прошептал он.

Он так и не понял, какая тайна скрывалась в этой табакерке, и только чутье подсказывало ему, что в его руки она попала неспроста. Расстался он с ней нелегко. Мешала светлая память о поручике Елизарове и Мироне. Вместе с табакеркой он закопал в землю несколько тяжелых, но правдивых лет своего прошлого.

                                                                             4