Пустоцвет

Глава 36. Эвридика

 

***

- Так что, до утра? – уставился на меня Афанасьев.

Закивала поспешно головой:

- Да, до утра…

Улыбнулся понимающе:

- Хорошо. Только не затягивай: чем дальше, тем хуже – причем для обоих.

Киваю одобрительно. Скривилась невольно. Пристыжено опустила очи.

 

***

Проснулась от того, что кровать моя дрогнула, просела под чьим-то весом. Резво распахнуть веки: солнечный свет болезненно ужалил в глаза - поморщилась; машинально прикрыла лицо ладонью.

Тихо рассмеялся «гость». А затем и вовсе раздался голос, будто перезвон чего-то самого нежного и самого трепетного, самого теплого на земле. По моей душе скользнул родимый, ласковый бархат:

- Доброе утро, зай.

Улыбнулась счастливо я.

- Костя... – хотела еще кое-что добавить, но не дал. Тотчас припал своими губами к моим, убрав руку, схватив и сжав ее своею. Короткие, рывками поцелуи, семеня, одаривая ими всю меня: щеки, нос, веки, лоб, уста… - куда попадет. Молчу, тихо смеюсь, зажмурив глаза и наслаждаюсь шальным, безумно сладким, всепоглощающим моментом. Но вдруг миг – и застывает.

Испуганно обрушиваю на него взгляд:

- Что?

- Ниче… - странная, загадочная улыбка исказила его уста.

- Тогда целуй дальше… А то ишь остановился… - смущенно захихикала я. Рассмеялся и Пахомов.

Вмиг припал ласкою к губам: запойный, знойный, сводящий с ума пляс наших губ.

И вдруг отстраняется. Глаза в глаза. Шепотом:

- Боже… Лизка моя… - провел, погладил по волосам. Коснулся на мгновение кончиками пальцев моих губ – поймала, укусила их слегка, отчего тот сразу рассмеялся. – Девочка моя… - и снова скользит взглядом по всему лицу, будто пытаясь впитать в себя всё, что видит. – Я думал, что сойду с ума. Что больше тебя не увижу… - Немного помолчав: - Прости меня, зай. Прости, котёнок… что так тебя подвёл…

Пристыжено смеюсь, на мгновение пряча взор:

- Ничего не подвёл. Сделал всё, что мог. Это я – дура, - глаза в глаза. - Зачем вообще во всё это полезла?  Почему тебя не послушала? – и снова спрятать стыдливо очи. Шепотом: - Героем хотела быть… пользу принести – и всё проср*ла. Ты столько надежд в меня вложил – а я подвела. Испортила… Черти что натворила, нагородила. И даже тебя умудрилась сдать…

Тихо рассмеялся неожиданно, отчего даже поежилась я, сжалась в непонимании. Взор в глаза. Не стихает нежная улыбка:

- Ну, что ты, Лиз? Ты всё правильно сделала. И ничего не испортила. Много тварей повылазило на свет – трусость и недоверие взяли свое. Всех, что были там, повязали. Крысы на то и крысы - быстро раскололись, лапками застучали. Да и "старших" своих слили. Так что… о лучшем и мечтать никто не смел. Недолго их кодле осталось на воле бегать.

- А эти… - немного отстраняюсь, отодвигаюсь в сторону. Поддается и Костя, сел ровно. Глаза в глаза. Решаюсь договорить: - Казанцев, Сальников... Горбунов. Что им светит?

Скривился, шумный вздох. Отвел взгляд в сторону. Нервически сглотнул слюну:

- Горбунов… при задержании застрелен. Но, Лиз, - отчаянно. Резко выстрелил взором мне в очи – отвечаю тем же… Сжалось в страхе мое сердце, боясь последующего. – Он сам виноват. Со стволом. В тебя стрелял.  Я не мог иначе…

Опускаю взгляд. Киваю покорно головой:

- А те? – едва слышно.

- А те суда ждут. Но вряд ли что-то радужное. Сами себя под черту подвели. Им конкретное предъявляют: начиная от похищения сотрудника милиции… и до… - немного помедлил, - такого, что лучше тебе и не знать. Теми еще мразями оказались… Как и Науменко их.

Нервически, громко сглотнула слюну.

Невольная колкая пауза пролегла между нами. Но минуты – и отозвался Костя:

- Так что ты у меня – умница, - коснулся неожиданно щеки, нежно провел вдоль скулы. Глаза в глаза. Улыбнулся: - Храбрая моя…

Зажмурила болезненно веки я, сдерживая позорные слезы: вспыхнули воспоминания, возрождая былое будто наяву.

В горле запекло… Но решаюсь… на важный, жуткий, убийственный, режущий плоть и душу, вопрос:

- Костя… - несмело.

- Да, зай? – дрогнул его голос от тревоги, волнения, учуяв настрой.

Не осмеливаюсь обрушить на него взор, посмотреть Судье в глаза. Но продолжаю:

- Там, в больнице… врач был. Ваш же?

Мгновения пугающей тишины – и, шумно вздохнув: