Пустоцвет

Молчит. Шумные, тревожные вздохи – но на комментарии не решается.

Шорох – шаги на выход.

- А Вы бы могли… - будто током, меня пронзило прозрение. Резко дернулась, отчего сразу взвыла от боли. Мгновения, дабы совладать с собой, – и навожу фокус. Взор в лицо, застывшему в удивлении, врачу.

- Слушаю… - тревожно.

- А Вы бы... могли не говорить пока… не сообщать никому из моих... что я пришла в себя. Очень прошу...

Секунды внутренних рассуждений, споров – и сдался:

- Могу. - Помолчав немного: – Но только… до утра. А там - сами понимаете: на меня давят.

Закивала я головой, живо стирая с себя позорную слабость. Пытаюсь улыбнуться (коряво, криво, но искренне):

- Спасибо!

Позорный всхлип вырвался из моей груди остаточным выхлопом.

Стоит, сверлит меня взором – не уходит почему-то мой Доктор. Думает.

И вдруг:

- Такое ранение… - задумчиво; взгляд стал бесцельным, теряя фокус, поплыл около, - и не задеть ничего… жизненно важного… - внезапно очи в очи: сцепились наши взоры в немой схватке. – Как по мне, это – чудо.

- Что? - не могу понять, к чему это он.

Игнорирует. Ведет свою мысль дальше:

- Всё обошлось – Вы выжили... и даже... не скажу, что сильно пострадали. А значит... для чего-то это нужно было.

Обомлела. Секунды, минуты... тугих, тяжелых размышлений - и осмеливаюсь:

- Для чего? – горько, обижено. Злобно.

Рассуждения, сомнения. И в итоге - его молчание.

А потому решаюсь я продолжить:

- И ради чего мне теперь жить?

Но не среагировал привычно... как все. Не удивился. Даже не вздрогнула ни одна мышца на его лице. Мерно, уверенно, спокойно ответил:

- Не ради ЧЕГО… а ради КОГО, - в глазах его вспыхнул странный огонек, будто ведя за собой в туманные дали своих собственных давнишних трагедий и рассуждений, ведя в глубины... своей души. Продолжил Афанасьев: -  И не мне Вам рассказывать, что такие люди… рядом с Вами есть, - будто выстрел в сознание, укор в... сердце.

Обомлела я, боясь даже вздохнуть.

Минуты борьбы взглядов - и вынужденно сдаюсь. Ведусь, стыдливо пряча очи:

- Но что я Ему подарю? – обреченно. Щеки запылали, вторя моему позору и собственной никчемности. – Что? Кроме слёз… - Решаюсь рубить откровения дальше: - Ничего?.. - и самое жестокое, на что способна моя душа... относительно самой себя: - А без меня – у него был бы шанс на счастье.

Тихо, язвительно... рассмеялся внезапно Доктор, словно протащив меня через мясорубку. Оцепенела я в удивлении. Миг - и нашла силы обрушить на него взор.

Отозвался учтиво:

- Как же... вы любите за нас всё решать... милые наши, ЛЮБИМЫЕ женщины, - едко, откровенно дерзко, прошептал тот. Немного помолчав, продолжил: – А ведь у каждого - своё понятие о счастье…

Ухмыльнулся враз печально. Шаги ближе – и присел на стул, у койки.

Взгляд пустил около, а после - утопил в пол. Шумный, тяжелый вздох, давя внутри себя забурлившие эмоции...

- Мы с моей женой уже лет двадцать, как женаты. А детей всё нет. И не будет, - убийственным грохотом слова. - Диагноз ей поставили. Она в слёзы… вот как ты. Не сразу, правда, - протянул многозначительно, - но было. Ой, как было!.. - скривился от боли. Но миг - и совладал с собой. - «Чужих, - кричит, - не хочу, своих хочу! Но их не будет!» И как давай за меня решать: бросай, говорит, и вали на все четыре стороны… счастье иди, мол, нормальное, не бракованное, ищи. «Настоящее»… Господи, помню, как я … ржал истерически с этого слова. Поня-тия. «Настоящее счастье». Я даже, сам для себя, толком не осознавал, что ОНО значит, это ваше счастье, «настоящее».  Как ОНО для меня выглядит. Зато она, Вы… умницы-красавицы, во всём эксперты: быстро решила за меня, - сглотнул слюну шумно, болезненно. – Я же ее лет шесть добивался, Аньку свою. Как встретил на первом курсе – так и влюбился, накрыло с головой. Ходил, что дурак по пятам. Поначалу она на меня скромно фыркала, потом боялась, потом избегала, потом орала, что ненормальная… а после – игнорировать стала. А я ходил, добивался… Цветы, подарки, внимание… И главное… чувствую же: моя она, моя! И вот - выпускной, клятва, дипломы. Я с цветами к ней. Так, думаю, сейчас, как всегда, пошлет – и я пойду, бухать с друзьями. Ан-нет. Не сегодня. Внезапно взяла мой букет. Я стою ошарашенный и не знаю даже что сказать, что сделать. Глаза вылупил, и аж дышать страшно. Думаю, сейчас как заедет им по морде… а там розы, шипы ух какие… - я и попрощался уже мысленно с жизнью. А она – нет. Растянула на устах улыбку и как выпалит: «Да». Я еще больше оторопел. Язык онемел, ноги подкашиваться стали. Спустя минуты такого остолбенения и сам не понял, как пошутил: «Че «да»? И замуж, что ли, готова за меня пойти?!» А она: «Ну да». Так на следующий день и пошли в ЗАГС, заявление подали. А вскоре – и поженились. Это ее отец, оказывается, категорически против меня был. Ультиматум ей поставил: сначала учеба, а дальше – делай, что хочешь. Не думал старик, что она исполнит затеянное. Поставили пред фактом: завтра венчание. Хотите - приходите, нет – ну, что уж тут: не особо-то и расстроимся... -  Немного помолчав, продолжил Афанасьев: - И теперь она мне заявила: иди, броди… ищи че-то там… что другие… счастьем считают, - внезапно обрушил, уставил взгляд мне в глаза. – А зачем оно мне без нее? Пусть даже бы с десяток мне какая нарожала. Зачем? Я без своей Аньки – никто, и ничего другого мне не надо. Так что… - закачал головой, - не надо решать за нас, что для нас «счастье». Если мужчина любит женщину, то он любую ее примет: без рук, без ног, с детьми чужими, или без… своих. Лишь бы с головой: причем в обоих значениях.