Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 139

Наступили каникулы. Поначалу Таня наслаждалась бездельем, вставала поздно, целыми днями смотрела телевизор, перечитала "Войну и мир", запивая чтение сладки кофе с печеньями или вафельным тортом, внушая себе что счастлива. Но ее хватило дня на три. На четвертый она вспомнила, что у нее есть муж, которого она не видела с самого Нового года - Золотарев в темпе заканчивал "По лезвию штыка", и Иван, загруженный работой по уши, не вылезал из квартиры патрона. И еще она вспомнила каторжные, но, в сущности, такие счастливые дни съемок... Надо же, прошло всего два месяца, а она почти забыла, что все это было в ее жизни - гримерная, костюмы, камеры, прожектора, окрики Терпсихоряна, озвучивание в темном тон-ателье, воротник малиновый... Таня вынула из сумочки картонный ленфильмовский прямоугольник и с тоской вгляделась в свою фотографию. "Татьяна Ларина. Актриса". Была, да вся вышла. И Никита пропал куда-то. Обои, что ли, переклеить, потолок побелить, пока время есть? Нет, зимой долго сохнуть будет, квартира выстудится... А сейчас она возьмет пемоксоль и отдраит кафель, ванну, унитаз. Давно пора.

Таня включила проигрыватель, поставила заграничную пластинку с песнями Челентано - подарок Никиты - и, надев передник, принялась за дело.

Бум-бум-бум.

Кто-то ломился в дверь, стучал сильно и, по всей вероятности, ногами. А звонок на что, спрашивается? Ванька, наверное, приперся, сейчас жрать требовать начнет. А в доме только банка кофе да три печенины. Или две? Отвыкла уже мужа кормить - за постоянным отсутствием такового.

"Не открою! - решила Таня. - Пусть в столовку идет".

Бум-бум-бум.

"Господи, какая же я дура! У меня тут музыка орет во всю ивановскую, а я не открываю - дескать, дома меня нет".

Она обтерла руки о передник и побежала к дверям. На площадке стоял Никита в шикарной дубленке и волчьей шапке. В руках он держал коробку с тортом, букет гвоздик и бутылку шампанского.

- Здорово, мать, - сказал он, чмокнув ее в щеку. - не отворяют. Стучу - не отворяют. Все каблуки отстучал. Если бы не божественный Адриано, решил бы что никого дома нет, и отчалил бы несолоно хлебавши. Так что пришлось бы тебе в одиночку добираться.

- Куда это добираться? - недоуменно спросила Таня.

- Так ты, что ли, намекаешь, что приглашения не получала? Мы же всем выслали, по списку, вовремя.

- Господи, да я неделю ящик почтовый не открывала. Иван ничего на этот год не выписал, а меня в институте заставили на какую-то "Комсомольскую жизнь" подписаться. Читать нельзя, а для сортира жестковато.

Никита усмехнулся, потом оглядел Таню с головы до ног.

- Да, видно, и вправду не получала. Что, и Вано не сказал?

- Да он дома и не бывает почти.

- Понятно... Постирушка или приборочка?

- Приборочка... Ты пока раздевайся, проходи. И не забудь рассказать, куда это мне явиться надо.

- Так, в одно место. Дом Кино называется. Ты, часом, не забыла, что есть такое искусство, важнейшее для нас, как сказал Ильич?

- Потихоньку начинаю забывать... Сейчас, потише сделаю.

Она забежала в комнату, и Челентано умолк.





- Так вот, - продолжил Никита, - имею счастье сообщить тебе, что некая фильма, "Особое задание" рекомая, благополучно смонтирована и готова предстать пред светлы очи взыскательной публики. Сегодня смотрины. Званы все, кто к оной фильме касательство имел, с одной стороны, и наиболее заслуженные представители общественности - с Другой. Так что, будь любезна, сворачивай свою хозяйственную деятельность, причепурься. Потом для тонуса по бокальчику вмажем и отправимся с Богом. Карета ждет, труба зовет.

- Ой! - сказала Таня и побежала отмываться.

-Вот-вот, - отозвался Никита, прошел, не снимая нок, в гостиную, поставил торт и шампанское на стол, достал из серванта вазу, водрузил ее в центре стола, приспособил в нее гвоздики, снова залез в сервант, отыскал там фужеры, плоское блюдо под торт и два маленьких блюдца из того же сервиза, расставил все это на столе, посмотрел, чуть-чуть передвинул одно из блюдец и развалился в кресле, любуясь композицией.

- Эй, будешь мимо проходить, прихвати с кухни ножик и две ложечки! крикнул он.

В дверях показалась Танина голова, обернутая махровым полотенцем.

- Ты что-то сказал? - спросила она.

- Господи, она еще и башку намыла! Теперь сушиться два часа будет.

- Ничего, я феном, быстренько... Никита вздохнул и посмотрел на часы.

На "парад-алле" они при всем при том не опоздали. Запыхавшись, вбежали на узкий просцениум между занавесом и экраном и оказались среди знакомых лиц. Главный оператор Лебедев, Огнев, Анечка Шпет, знаменитый москвич Валентин Гафт, сыгравший начальника врангелевской контрразведки, другие. В полумраке Таня разглядела Ивана. Он озабоченно перешептывался с соседом и не обратил на Таню внимания. Не было видно только Терпсихоряна, зато из-за занавеса доносился его характерный голос:

- ...мы работали душа в душу и жили одной сплоченной семьей. Не обходилось, конечно, без трудностей. Но, как говорят у нас на Кавказе, жизнь без забот - что харчо без перца...

Никита подтолкнул Таню локтем:

- Учитесь, Киса, как излагает! Народную мудрость небось на ходу придумал...

- Мы от души надеемся, что наш скромный труд был не напрасен, - продолжал заливаться Терпсихорян, - что зритель, ради которого мы работали, оценит и полюбит наш фильм, как любим его мы, весь наш сплоченный и дружный коллектив, который я с радостью представляю вам...

Из зала раздались аплодисменты. По просцениуму стремительно пробежала Адель Львовна - та самая полная дама, которая хлопала полосатой хлопушкой перед каждым дублем - и построила всех по ранжиру.

Занавес неторопливо разъехался, и перед Таней возникло море человеческих лиц, неразличимых отсюда - зал был в полутьме, а свет падал сюда, на них, предъявляя зрителю тех, на кого он пришел посмотреть, - всех одинаково, прославленных и безвестных, любимых и еще не снискавших любви.

Никита снова толкнул Таню в бок.

- Лучи славы, - проговорил он, не разжимая губ. - Купайтесь, мадам...

- С особой радостью представляю вам того, без кого не было бы сегодняшнего торжества, - вещал в микрофон Терпсихорян, - автора романа и сценария, выдающегося писателя и замечательного человека... - Он выдержал паузу. - Федор Михайлович Золотарев!