Святые и дурачок

Сидящий. Стой, стой. Как это мы спасены от смерти? И кто там умер и воскрес?

Андрей. Мой Господин и Учитель Иисус из Назарета Галилейского. Он был убит по доносу клеветников, и я видел его смерть, но Он воскрес, и я своими глазами видел Его воскресшего, даже прикасался к нему. И Он говорил с нами и потом взошёл на небо. Мы видели это, многие видели – не я один.

Сидящий. И ты собираешься пойти за ним на небо?

Андрей. Я знаю, что это возможно. Он ждёт меня. И тебя.

Сидящий. На небе?

Андрей. В свете, если тебе так больше нравится.

Сидящий. Что такое небо? Твердь или пар? И что такое свет?

Андрей. Если бы ты, умный, образованный, справедливый человек, если бы ты видел Его, ты не смеялся и не сомневался бы. Он любит нас, как мы сами любить не можем. Он знает всё и всё может. Весь мир придёт к Нему – это так же неизбежно, как то, что ты называешь смертью.

Сидящий. Твои слова – смесь ума и безумия. Это так дико, что хочется поверить. Ты утверждаешь, что есть бессмертие, и оно дано через этого вашего Учителя?

Андрей. Я знаю это.

Сидящий. Опасное знание – оно обесценивает всё, что ценно: земное счастье, деньги, власть… Особенно тревожно про власть. Молчи лучше и спрячься где-нибудь со своим знанием.

Андрей. Я бы спрятался, но истину невозможно спрятать. Светильник ставят на стол, а не под кровать.

Сидящий на престоле. Тебя убьют… Ты опасный свидетель!

К этому моменту тени от колонн в лучах предвечернего солнца изменили своё положение. На стене за спиной Андрея перекрестились две длинных тени. При последних словах сидящего на престоле человека всё быстро меркнет, исчезают постройки и люди. Фигура апостола остаётся одна, а перекрещенные тени за ней превращаются в световые потоки, образующие косой Андреевский крест.

Маленький комментарий. Разговор между персонажами, как отмечено, происходит по-гречески. Греческое слово πνεύμα, пне́ума, означает «дыхание», но так как в христианской традиции оно служит эквивалентом древнееврейского «руах», а это последнее – мужского рода, то на русский язык может быть переведено как «дух». Святой Дух – Άγιο Πνεύμα, Агио Пнеума.

Слово διάβολος, диа́волос – клеветник, лжец; в специально-юридическом значении – лжесвидетель в суде.

Рождение Петра

Как-то однажды (очень давно) мне приснился сон. Будто я иду в сумерках или ночью мимо собора, огромного, тёмного, и высоко-высоко в чёрном небе лучистой митрой виднеется его купол, а на куполе – светозарный крест. И вот от креста звонко отламывается кусочек и летит, как золотой самолётик, прямо на меня. И падает, и вдруг оказывается нательным крестиком у меня на шее. Я с недоумением и даже немного со страхом смотрю на этот маленький светящийся крестик и вижу, что он несколько необычной формы: прямой, шестиконечный, с закруглёнными концами и с двумя параллельными перекладинками вверху (верхняя перекладинка чуть длиннее нижней). Такого я никогда не видел. И я понимаю, что этот крест – мне. Это мой крест.

Пётр и Павел. Фреска монастыря Ватопед на Афоне. XII век. Фрагмент

Вот и весь сон.

Да, почему-то мне кажется, что собор назывался Петропавловским. Впрочем, может быть, это память дорисовывает задним числом.

Каждому, кто родился в вере, полагается свой крест.

Крест – это ключ от твоего дома в Царстве Небесном.

У апостола Андрея крест косой, у Петра перевёрнутый, у Павла, наверно, крест в виде меча.

Об апостоле Андрее мы знаем мало, а о Петре и Павле много. Не знаем, правда, дат их рождения, да и годы кончины можем указать только предположительно. Но чтобы знать человека, не обязательно учить хронологию его жизни. В Новом Завете эти два образа явлены тепло, ярко, выпукло – как живые. Пётр – один из главных персонажей Евангелий, его имя упоминается чаще других имён, за исключением, разумеется, Самого Иисуса Христа. В Деяниях апостолов Пётр и Павел – два главных героя, два силовых заряда всего повествования, хотя Павел немного пересиливает. Наконец, они сами говорят с нами языком своих произведений: два послания апостола Петра и четырнадцать апостола Павла составляют примерно треть объёма Нового Завета.

В новозаветных писаниях обрисовываются многие детали их биографий. Пётр – Симон, сын Ионы из захолустной Вифсаиды Галилейской; Павел – Савл, иудей диаспоры, от колена Вениаминова, уроженец Тарса, культурной столицы Киликии. Пётр – простолюдин и рыбак, Павел – аристократ с высшим образованием, ученик знаменитого книжника Гамалиила. Пётр – подданный тетрарха Антипы, марионеточного галилейского князька-самодура; Павел – римский гражданин, имеющий право в случае чего жаловаться лично кесарю. Пётр – признанный глава христианской общины в Иерусалиме, потом в Антиохи и Риме; Павел – неусыпный гонитель, сделавшийся неугомонным провозвестником Христа по всему античному Востоку. Пётр женат (о жене его и о том, были ли у них дети, нет никаких сведений); Павел безбрачен (что для родовитого иудея по меньшей мере необычно). В этом и во многом другом они противоположны.

И характеры их несхожи до противоположности.

Симон прост; Савл сложен. Симон импульсивен; Савл последователен – иногда даже страшно до чего последователен.

Симон (с ним мы уже шапочно познакомились через брата Андрея) прост и в смысле нераздельности личности, и в смысле разума: прозорлив и тут же наивен. Это мы видим в его поступках и во всех образчиках его речи, которые сохранились в Евангелиях.

Вот дивное чудо: на бурном озере в сумерках, догоняя лодку, идёт по водам Учитель. Все ошарашенно молчат, и только Симон восклицает – глупее не придумаешь:

– Господи! Если это Ты, повели мне прийти к Тебе по воде!

И услышав в ответ: «Иди!», – выскочил из лодки и пошёл – и тут же испугался и стал тонуть… И опять крик простого человека:

– Господи! Спаси меня!

Как ребёнок! Вытащив за руку из воды, Учитель говорит ему, как родители сорванцу-дитятку: «Дурачок, ну что же ты!», – с той же интонацией:

– Маловерный! Зачем ты усомнился?

Или вот на горе, на укромной лужайке, укрытой от посторонних глаз зарослями цитрона, мирта и корявыми стволами фаворского дуба, Учитель вдруг прорастает божественным светом, и рядом с ним откуда ни возьмись появляются два мужа, и всё вокруг пропитывается чудом, как облаком… И опять изумлённо молчат все, кроме Симона, а он бормочет невменяемое:

– Господи! Хорошо нам здесь быть! Давай сделаем три шалаша – Тебе, Моисею и Илии!

Но, к примеру, когда от Учителя, не поняв его слов и не поверив им, уходят многие ученики, на вопрос «не хотите ли и вы отойти?» Симон отвечает так же просто и так же неразумно:

– Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живого.

И много позже, после троекратного отречения, после обретения Воскресшего на троекратное же «любишь ли меня?» произносит с мукой, но не раздумывая:

– Ты всё знаешь, Ты знаешь, что я люблю Тебя!

Да, было: он трижды отрёкся. Но так случилось потому, что он дальше всех пошёл за Учителем – в самую пасть зверя, во двор к первосвященнику. Никто не посмел, а он пошёл. Не задумываясь о последствиях. И теперь, увидев Воскресшего на берегу Тивериадского озера, он бросился в воду как был, нагишом, и поплыл к берегу, не успев подумать, что в лодке было бы удобнее и быстрее.

У Симона действие идёт из сердца, опережая мысль и страх.

Поэтому и Учитель говорит Симону такое, что никому другому:

– Ты – Камень, и на этом камне Я создам Церковь Мою.

И тут же, через несколько минут, на попытку простой Симоновой жалости:

– Отойди от Меня, сатана! Ты Мне соблазн! Потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое.