Полоса переменности

— О, не будь так доверчив, — протянула продюсер. — Я таких знаю. С виду — тихоня, а у самой — пузырек с кислотой или нож. Мы не можем тобой рисковать, Антонио, ты — наш драгоценный рубиииин. Руууубин, наш мальчик-Звезда, мы все без тебя — никто.

— Если вы вызовите охрану, — сказал Антон, — я не буду сниматься.

Яркий свет на площадке не давал возможности видеть, что происходит в темной части павильона, понять, ушла она или нет. Поглощенный этим, Антон играл нервно и порывисто, совершенно неожиданно для себя, в какой-то новой, неповторимой, тревожащей манере.

— Спасибо, снято, — сказал режиссер, замешкавшись, и съемочная группа негромко и неровно зааплодировала. Не дожидаясь, пока стихнут аплодисменты, Антон спрыгнул с дизайнерского дивана и быстро пошел к своему мешку.

— Ты был великолепен, Антонио, — протянула продюсер, она догнала его, и Антон был вынужден остановиться. — Не реклама — театр «Глобус». Шекспировские страсти.

— Спасибо, — сказал он.

Она снова вцепилась в его руку, прижалась к его боку костлявым телом, потянула за собой, но он высвободился и пошел прочь.

— Антонио, ты куда? — недовольно спросила она.

— Я только возьму телефон.

— Мы ждем тебя за обедом, Антонио. Нам есть, что обсудить!

Продюсер ушла, ее каблуки цокали по бетонному полу, как лошадиные копыта. Антон повернулся к креслу. Его глаза не сразу привыкли к полутьме, но вскоре он различил в дальнем углу мерцание удивительной кожи.

За спиной у него послышались шаги.

 — Антон Владимирович, извините, но меня просили напомнить вам, что будет снят еще один ролик, в других декорациях. Пока их перемонтируют, вам подадут обед.

Антон обернулся и увидел ассистентку с трясущимися руками.

— Я же сказал, что приду, как только найду свой телефон, — сдерживая раздражение, ответил он.

— Вы что-то закажете на обед? — спросила ассистентка. Ее затрясло еще сильнее. Антон бросил взгляд на Лину. Та стояла, сложив руки на груди, и смотрела, как с площадки уносят красный диван. — Может быть, что-нибудь особенное?

— Нет, — ответил Антон. — Ничего особенного не нужно. Закажите мне, как всем.

— Хорошо, я передам. Заказ доставят через десять минут. Давайте, я провожу вас в банкетный зал.

— Не нужно. Я подойду сам. Через пять минут.

Ассистентка ушла.

— Вы хотите есть? — спросил Антон Лину. — Может быть, стоило сделать заказ для вас?

Лина медленно повернула голову и перевела на Антона взгляд огромных глаз с расширенными зрачками. Ее длинные неестественно тонкие ресницы росли густо, словно лес вокруг озера. «Неужели она слепая?» — подумал Антон, глядя, как рассеянно ее взгляд скользит по его лицу.

— Нет, спасибо. Я не люблю банкеты, — ответила Лина.

Антон снова отметил ее мягкий выговор и легкую неправильность в произношении звуков, как будто она не слышала, как говорит.

Он устал от однообразия собственной жизни, ему хотелось разгадать эту загадку, коснуться этого космоса. Двенадцать лет Антон жил по расписанию: подъем в полдень, тренажерный зал и бассейн, съемки после обеда, вечером — ночной клуб, каждый раз новый. Он никогда ничего не выбирал: ни гостиницы, ни клуба, ни ресторана, все решали за него, и перед входом всегда ждал лимузин, шофер которого подчинялся только продюсеру.

Лина была первым за двенадцать лет человеком, которого Антон встретил случайно.

Он улыбнулся ей, она неожиданно улыбнулась в ответ. Дрогнули уголки рта, разомкнулись красивые губы, на щеках появились ямочки. Холодный космос глаз и живая теплая улыбка.

— Мне пора идти, — сказала Лина. — И вас тоже ждут. Прощайте.

Она повернулась и пошла прочь неуверенной шаткой походкой. Перешагнула несколько толстых кабелей, сплетенных в неряшливый жгут, обошла старый, покрытый пылью и паутиной штатив и скрылась в темноте. Антон пошел за ней, туда, где стены заходили одна за другую, скрывая длинный широкий коридор, застеленный зеленым линолеумом и освещенный одной лишь тусклой лампочкой в самом конце.

Коридор повернул один раз, другой и внезапно окончился огромными складскими дверями. За дверями висела теплая влажная ночь. Антон оказался в заводском дворе с бетонными заборами, полуразрушенными складами, кучами строительного мусора и высокими фонарями, которые, как крюки, цеплялись за звездное небо. Большинство из них не горело. Под ногами у Антона захрустели осколки стекла. Он вспомнил, что у Лины нет обуви.

Она пересекла двор и шла по неасфальтированной дороге между заборами из рабицы и рифленого железа. Ее босые пятки утопали в мягкой пыли.