Полоса переменности

— Да. Реклама красного вина.

— Я тоже там был, я снимался…

— Я так и поняла. Узнала вас по голосу.

— Я вас не видел. Может быть, не обратил внимания — извините.

— Нет, вы не видели. Мы все прибрали до вашего приезда, потом ждали в подсобке. А я за вами подглядывала в щелочку. Мне очень нравится, как вы играете. Я старалась каждый день вас по телевизору смотреть — если, конечно, получалось добраться до телевизора.

— Спасибо. Но что там случилось? Люди, съемочная группа — они погибли?

— Думаю, нет. Они жутко перепугались, когда обнаружилось, что вы исчезли. Сначала все ругались и бегали, потом сидели и ждали. Потом снова ругались. А потом все стало очень быстро происходить. Я думаю, кто-то позвонил, потому что про вас все забыли. Пришла бухгалтер, рассчитала нас, рассчитала рабочих, и в одну минуту никого кроме рабочих и уборщиц не осталось. Мы дождались, пока сняли декорацию, а убраться уже не успели.

— Почему?

— Услышали выстрелы. Рабочих уже не было — только мы. Мы сначала не поняли, что происходит. Я даже сходила, набрала воды для полов. В туалете было темно, и выстрелы слышны были отчетливо. Я бросила ведро, вернулась к девочкам, но их не было. Мне казалось, это глупо — выбегать на улицу, и я оставалась внутри, пока могла. Забрала свою сумку, повесила на лямку через грудь, чтобы не потерять, и спряталась в подсобке. Потом выключили свет, и начался какой-то ужас, потому что было пусто, безлюдно, и эти высоченные потолки и далекие стены — голые, без отделки… Эхо меня сводило с ума. Мне казалось, что со всех сторон от меня кто-то есть.

Антон чувствовал, как дрожат ее тонкие длинные пальцы.

— Я, наверное, запаниковала, потому что дальше все помню смутно: бежала в темноте, мне казалось, что я в лабиринте. Я все время поворачивала куда-то, и все время были стены, стены, стены… Но, наверное, я просто кружилась на месте.

Тело Анны напряглось, его сжала судорога, оно стало таким твердым, словно превратилось в огромную рыбью кость. Антон притянул к себе ее голову и крепко прижался губами к ее виску. Анна замерла, из ее слепых глаз потекли слезы. Медленно отнимая губы от ее пахнущих пылью и известкой волос, Антон чувствовал, как напряжение уходит, ее тело расслабляется.

— Чшшш… — шепнул он, — все кончилось.

— Потом я поняла, что выбежала на улицу, — сказала она сквозь слезы. — Там были не только выстрелы, там взрывалось. Прямо передо мной осел дом. Просто осыпался вниз, как сахар с ложки. Я даже не испугалась. Я стояла и смотрела. Где-то еще грохнуло. Здания рушились, и, знаете, горизонт очищался. Стало видно звезды, небо, красивое, как в кино.

Анна помолчала, подняла голову вверх. Она медленно шла вперед, Антон поддерживал ее, чтобы не упала.

— Взрывы стихли, я услышала шаги и голоса. Голоса были тихие, мне стало страшно, но я не побежала. Рядом со мной было целое здание, и я на цыпочках вошла в дверь. Я думала, там никого нет, но кто-то начал спускаться со второго этажа. Тогда я толкнула еще одну дверь, и чуть не упала, там были ступеньки. Наверное, я спустилась только наполовину, когда грохнуло снова. И больше я ничего не помню, только этот спуск вниз — когда каждую ступеньку нащупываешь ногой и пытаешься сохранить равновесие, а потом дикий рев над головой и резкий толчок в спину. Я даже не знаю, теряла сознание или нет. Просто какое-то время не думала вообще. Сначала туман был в голове, потом страшно было думать. Было темно, но я чувствовала, что другая темнота наступила, совсем другая.

— Вы плакали навзрыд.

— Правда?

— Да. Я вас поэтому и нашел. По звуку.

— Я не знала. Или не помню.

— Страшно было?

— Не знаю. Не страшно, а… Не знаю, как объяснить. Чувство было, что все кончилось. Вообще все. Но я не тогда поняла, что ослепла. Позже.

— Позже?

— Да. Когда вы сказали, что нужно идти. Я по голосу вашему поняла, что вы меня видите. А я вас не видела совершенно. И вообще ничего не видела. Спасибо, что вы меня нашли. Я так и думала, что вы такой, когда вас по телевизору смотрела.

— Какой я?

— Что вы можете спасти.

Путь до конца пустыря занял у них несколько часов. Они оба вздохнули свободнее, когда вместо кирпичных обломков ощутили под ногами твердую землю. От пустыря через лес шла тропа, но она, как показалось Антону, вела прочь от города. Приходилось смириться, поскольку дневной свет истощался, холодное солнце висело за верхушками деревьев неярким фонарем, и нечего было думать о том, чтобы вести слепую, уставшую Анну по бездорожью, по корням и кочкам, среди сплетения ветвей и поваленных стволов.

Антон надеялся, что тропа ведет к людям, и боялся, что она растворится в лесу, как днем ранее такая же тропа растворилась на вершине холма, с которого был виден город.