Полоса переменности

Антон стоял на верхней ступени лестницы и вглядывался в чужое лицо, тающее в полумраке подвала. Девушка молча смотрела в небо над его плечом. Он обернулся, но там была только хрустальная, холодная синева.

— Простите, я принял вас за другую, — сказал Антон.

— Ничего страшного, — она несмело улыбнулась.

— Выбирайтесь, — он наклонился и протянул ей руку. — Нужно уходить как можно скорее.

Она не пошевелилась: сидела на полу, засыпанном осколками кирпичей, землей и цементной пылью, растерянно улыбалась и смотрела в небо за его плечом.

— Ну же! Давайте руку! Нужно идти!

— Кажется, я не смогу идти, — ответила она. — Кажется, я больше ничего не вижу.

— Не видите?

— Мне кажется, я ослепла…

Антон убрал руку и выпрямился, чувствуя себя не в своей тарелке: еще никогда ему не приходилось иметь дела с беспомощными людьми.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Анна.

— А я Антон, — он постарался, чтобы голос звучал как можно мягче. Она почувствовала это и улыбнулась чуть шире. Антон спустился к ней, присел рядом и дотронулся до ее опирающейся о пол ладони.

— Теперь давайте мне руку, слышите? И мы встанем.

Она сжалась, будто ждала, что по его пальцам побежит электрический ток, потом стала шарить вокруг себя.

— Что вы ищете? — спросил он.

— У меня была сумка, черная, спортивная. Я, конечно, понимаю, что… Но вдруг…

Полупустая черная сумка лежала около лестницы — пыльная, но уцелевшая. Антон стряхнул с нее осколки кирпичей, закинул себе на плечо и снова тронул Анну за руку.

— Тут ваша сумка, — сказал он. — Нашлась. Вставайте и пойдем.

Ее мягкая ладонь доверчиво легла в его руку. Тяжело опершись на Антона, Анна встала и покачнулась, словно земля под ее ногами гуляла, как палуба корабля. Пытаясь удержаться, она схватила Антона за плечо, тонкая ткань его рубашки затрещала, а сам он вскрикнул, потому что ее пальцы нажали на свежую рану.

— Простите, — сказала она тихо.

— Ничего, — ответил он. — Не бойтесь, мы справимся.

— Я чем-то испачкала руку, — она осторожно подняла ладонь. — Он взглянул и стер с ее пальцев темное вязкое пятно:

— Это кровь.

— Кровь? Вы ранены?

— Нет, просто царапина.

Антон подхватил Анну под локоть и помог ей подняться наверх. Только тут, под светом яркого солнца, лучи которого пронизывали хрустальный от холода воздух, он смог рассмотреть ее.

Анна была высокой, почти как он, и крупной — сложенной гармонично, но щедро, весомо. Руки у нее были длинные, с острыми локтями. Они как будто не могли найти себе места и постоянно двигались. Жесты выходили судорожными, неуклюжими. Густые светлые волосы цвета апрельского солнца были обрезаны по плечи и мягко касались длинной красивой шеи. Черты лица ее тоже были крупными: высокие скулы, прямой нос, большие темно-синие глаза, черные густые брови и ресницы; яркие, не слишком полные, но и не узкие губы. Одета она была легко, в длинную, до земли, широкую трикотажную юбку и блузку без рукавов. Одежду Анны, ее руки и лицо покрывали белесая цементная пыль, черная копоть и грязь. Она была очень молода, не старше двадцати лет.

Сделав несколько шагов, Анна начала дрожать.

— Холодно? — спросил Антон.

— Очень, — ответила она, слегка заикаясь. — У меня в сумке есть кофта.

Антон расстегнул широкую пластмассовую молнию и увидел малиновую плотную кофту. Под ней лежали джинсы, блузка и немного нижнего белья. Больше в сумке ничего не было.

Длинные дрожащие руки Анны долго не могли попасть в рукава. Потом они медленно двинулись по пустырю в направлении города. Анна взяла Антона под левую руку и прижалась к нему боком, чтобы лучше чувствовать его движения и не упасть. Правой рукой Антон тоже поддерживал ее. Они шли, склонившись друг к другу, голова к голове, как пожилые супруги на прогулке. Вокруг курился дымками непогасших пожаров пустырь, щерились острыми обломками остатки стен, лежали мертвые, которых Анна, к счастью, видеть не могла.

— Как это случилось? — спросил Антон.

— Что именно? — Анна повернула к нему лицо по привычке видящего человека.

— Как вы оказались в подвале? Что произошло с вашими глазами? Как вы вообще попали сюда? Когда вы сюда пришли?

— Вчера. — Она откашлялась, давая себе немного времени, чтобы привести в порядок мысли. — Меня наняли на работу. Я на все соглашаюсь, чтобы прожить. Вчера работала уборщицей на съемках. Хорошая работа, и платили хорошо. Но я не помню, куда подевала деньги. Впрочем, вчера я их потратить не успела, так что, наверное, они уже ничего не стоят.