Страница 108 из 122
- Да вчера услышал, как молодёжь англичан обзывает. Анаграммой. По звучанию – близко, по смыслу – едко. Нагличане. Наглы. Как вам? А?
Все оценили словцо, улыбнулись. Отец Павел сделал консулу знак, наливай, мол, дождался наполнения стопки, встал:
- Последняя. И пора возвращаться к делам. Ну, за землю русскую, православную!
Схватка у водопада
Ливень обрушился внезапно, будто острые скалы водораздела вспороли серой туче комковатое брюхо. Тощие деревья молний мгновенно прорастали то там, то тут, со всех сторон присылая трескучие громы. Мухин вжался в укрытие, созданное прихотью камнепада из трёх обломков. Струи воды косо били по уклону, образуя потоки, и стекали в ручей. Тот на глазах крепчал, вздымался, заполняя проточенное за века русло. Пара минут – и камни, недавно обвалившиеся туда с кручи, заворочались, поддаваясь напору.
Ветер, сорвавшийся с перевала, ударил в скалу, отскочил, заметался, разыскивая проход. Послушные ему капли залетели в укрытие, намочили брючины оперативника. Поджимать ноги было уже некуда – на спину текло с верхнего камня. К боли в позвоночнике добавился холод, который не принёс облегчения, но вызвал озноб. Обхватив колени руками, Мухин подумал, что силы иссякают слишком быстро. Раньше бы он с разведчиками неделю просидел в засаде без еды и крова, и ничего, даже не чихнул. А тут всего сутки – а уже кашель, сопли и жар, всё по полной программе. Видимо, травма сказалась.
Ливень стих так же быстро, как и начался. Поток стал убывать, теряться среди валунов. Выглянуло солнце. Скалы закурились испарениями. Со стоном – а кого стыдиться? – Мухин выбрался из укрытия. Он по привычке глянул вниз, где ущелье превращалось в распадок, и тотчас присел, прячась на камень.
Два человека поднимались на перевал. Им оставалось пройти полверсты до водопада, затем обогнуть цирк по узкой полочке и только тогда выйти на финишный отрезок, оставляя заснеженную вершину Белухи слева. А там пологий спуск в долину. И - здравствуй, Монголия!
Дмитрий Сергеевич не сомневался – это шли его "клиенты". Почему двое, хотя ожидался один? Да кто их знает! Может, по пути присоединился или проводник ждал ходока в условленном месте – без разницы. Он будет брать двоих, а потом уже разбираться, кто из них кто! Решение родилось мгновенно, не требуя обдумывания, а вот как его осуществить – вопрос. И решить его следовало очень быстро, пока время и расстояние для маневра оставалось.
Мухин отлично помнил, что за одиночной скалой, этаким останцем на манер Красноярских столбов, лежал относительно ровный участок в своеобразной ложбине. Там сходились сразу три ручья, образуя уже горную речушку, которая сразу низвергалась в глубокую чашу. Преодолевать даже скромные потоки путнику приходилось прыжками по камням, что делать возможно только по очереди. Речушка не то что изрядно журчит, а вполне громко шумит, заглушая обычный голос. И более удобного места, чтобы перехватить "гостей" поодиночке – не найти.
Капитан так и поступил. Ему нельзя было рисковать, так как из оружия в кармане лежал только старый однострел, презентованный Ахмедом Газаевым. А собственных сил, которые ещё три дня назад представлялись более чем грозным оружием, могло элементарно не хватить. Жутко болела ушибленная спина, кашель так и норовил громко вырваться наружу, несмотря на умение давить его с закрытым ртом, и оставлять в себе. Еще и заложенный нос, сквозь который воздух с большим трудом прорывался в лёгкие и возвращался обратно! Слава богу, руки двигались свободно, и капитан не сомневался, что вырубить первого "гостя" ему удастся сразу, единственным точным ударом.
Затаившись возле крупного скального обломка, Мухин ждал. Высовываться не было резона – последний прыжок через речушку неминуемо выводил путника к нему. Так и получилось. С возгласом облегчения рядом приземлился парень в клетчатой рубахе, обросший короткой щетиной. Он даже не успел удивиться, как получил тычок в подбородок и ребром ладони по шее. Для кратковременного паралича и шока.
Оперативник рванул ошеломлённого "гостя" за останец, повалил, связал по рукам и ногам в считанные мгновения. Отогнул ворот клетчатой рубахи, увидел на шее пленника татуировку в виде замысловатого иероглифа, расплылся в довольной улыбке. И вернулся на прежнее место – встречать ударом второго. Но тот почему-то не появлялся. А пленник в клетчатой рубахе тем временем откашлялся, продышался, перекатился с живота на спину и закричал, почти неслышно в шуме ручья:
- Ты, ушлёпок! Чего на людей бросаешься? Ультрамудак, блин! А ну, развяжи!
Ругаться такими словами, русскими по семантике и более-менее понятными по смыслу - мог только "ходок". Жители Российской империи их не применяли. Радость Дмитрия Сергеевича нашла выход в привычных словах:
- Я, капитан Мухин, агент Особой экспедиции, задерживаю вас…
- Да пошёл ты! Задерживает! Я работаю на особистов! Уже! Давно!
"Ходок" говорил яростно, со страстной уверенностью, и к оперативнику вернулось сомнение, которое заронила сестра Магдалена, показывая рукодельную копию огнестрела: "Неужели, и впрямь, на хуторе наша лаборатория? А я вляпался! Но не нарочно же? И вообще, ходока привлекать – незаконно! Нет, ты врёшь!" К Мухину вернулся голос. Стоя рядом с местом неминуемого приземления второго "гостя", в готовности нанести удар, он усмехнулся:
- На особистов, говоришь? А документы тебе кто-нибудь из них показывал? Жетон? Вот такой, - и на миг вывернул борт куртки, показывая свой значок.
- Нет, - возмутился пленник, - я и не просил! Чекистов видно по повадкам. Наши эфесбешники такие же. Гниды! Арика спроси, мы к порталу идём, так Киселёв ждёт...