Страница 105 из 122
Нет, Руслана следует не просто ранить. Экспеты мигом докопаются, что пули выпущены из револьвера, которого на месте перестрелки нет. Что из этого следует? Будут искать стрелка, третьего участника, а кто им может быть, если следователь исповедует бритву Оккама? Только Киселёв. А Саймону это нужно? Нет. Значит, придётся имитировать перестрелку ходока с Ариком. Ходок, конечно, скажет орденцам, что не стрелял, что это дело рук куратора. Но экспертиза изучит пули и револьверы - и всё, веры ходоку не будет!
План действий сложился. Два револьвера разобрать, почистить, стереть отпечатки со всех деталей, надеть перчатки. И не снимать, пока имитация перестрелки не закончится. А потом - в тайгу. Через Монголию в Китай. Окольными путями, петляя, как заяц, но добраться в родную Англию. По дороге сделать косметические шрамы, как от тяжёлых ранений. Прихромать в МИ-6, доложиться. Уйти в отставку, если не предоставят тихую должность. Позднее, применив какую-нибудь хитрость, Настеньку вызвать в Лондон. И убедить… Да и убеждать не надо! Она любит его, она останется с ним!
Последнее рассуждение взбодрило Киселёва. Он вдруг утратил страх, которым поразил его безжалостный приказ о сдаче ходока в лапы Ордена. Конечно, чего он боится? Да никакой засады у избёнки и быть не может! Пока не может! Гарантия тому - бюрократизм, врожденная болезнь любого государственного аппарата.
Журналист Семён Михайлович Киселёв, столько лет живший в личине русского, сейчас вернулся в истинную ипостась – британского подданного Саймона Кесельмана, хорошо подготовленного, профессионально обученного разведчика высшей категории. Саймон-то знал, что диверсант, получив от пленника нужные сведения, церемониться не станет, решение примет немедля, ненужного свидетеля ликвидирует одним ударом и тотчас двинется в путь.
- Конечно! А чиновник, российский ли, орденский ли – обязан вести допрос под протокол, с соблюдением закона.
Чиновники быстро принимать решения не могут, им полагается доложить начальнику, который задаст сотню уточняющих вопросов, подумает и очень нескоро выдаст приказ действовать. Вот, допустим, узнал следователь, что есть карта некоей местности и есть крестик на ней. Сам он туда не побежит и не поскачет, а подаст рапорт. Так?
- Так, - ответил себе Саймон, прозревая поведение бюрократов. – А кто у него начальник? А нет его пока! Нарушение Договора, как событие нерядовое, потребует тщательного и совместного расследования. Наподобие межгосударственных комиссий по разбору лётных катастроф, так? Так! Сутки, а то и больше уйдёт у Ордена на обсуждение инцидента, на отправку ноты России, на получение ответа и согласование состава Следственной Комиссии. Одни из из Лиссабона, другие из Петербурга. Пока проведут первое заседание и выработают план - ещё сутки. Так что фельдегерей к избе пошлют, дай бог, вечером третьих суток. А то и следующим утром! Сейчас полдень, чтобы добраться - часов шесть уйдёт, значит, у меня пара светлых часов, а то и вся ночь. Успею!
Долг превыше всего
К сожалению, Газаев смог поделиться только стареньким однозарядным поршневиком, который всегда таскал с собой, как реликвию:
- Дима, почему сразу не сказал, что оружие нужно будет? Хочешь, я вернусь в дом, принесу? Хорошо, спешишь, так спеши! Да, я прикрою, скажу, что не успел тебе приказ объявить… Слушаю, дорогой, внимательно слушаю. Говори.
Объяснив командиру "сомов", что он намерен сделать, оперативник направился к дирижаблю газетчиков. Слаба богу, голова хоть и пульсировала болью, но не отключалась, иначе задумка бы не удалась. Пилот и механик дрыхли в гондоле. Пулевые пробоины были закрыты обрезиненными наклейками. Мазутный паровик держал самую низкую температуру, но раскочегарить его особых трудов не стоило – поддать жару, сколько форсунки смогут, до копоти, и минуты через три, ну, пять от силы, он выйдет на максимальные обороты.
Аккуратно оглушив пилота ударом за ухо, Мухин взял механика на удушающий приём. Тот проснулся, но ни вякнуть, ни увидеть, в чей локтевой сгиб попал – не смог и не успел. Спустя пару минут беспечные аэронавты переместились на "матушку сыру землю", уже с кляпами во ртах и прочно связанные. Тем временем движок разогрелся, давление пара поднялось достаточно. Сбросив причальные концы с уцелевших кольев поскотины, оперативник включил винты.
На дирижабль первыми обратили внимание газетчики, которые бродили по двору. Но и они не поняли, что происходит. Хутор быстро скрылся из виду. Мухин метался по машинному отделению и выжимал из паровика всё, что можно. Бешеные обороты ходовых винтов и попутный ветер гнали летательный аппарат в сторону монгольской границы.
Горы приблизились, пришлось набрать высоту. Сразу похолодало, хорошо, что от двигателя шло устойчивое тепло. Поглядывая назад, Дмитрий Сергеевич молил паровик, чтобы не подвёл, позволил перебраться через скалы.
Прошло с полчаса. В туманной дали и на фоне тёмнохвойной тайги заметить преследование казалось делом проблематичным, но Мухин всё-таки рассмотрел тарелку десантного дирижабля.
- Молодец, Ахмед, долго продержался. И пилота настроил, чтобы не гнал.
Однако ни командир "сомов", ни экипаж конвертоплана не могли себе позволить открытого саботажа. Мощный и обтекаемый, тот имел солидное преимущество в скорости и постепенно догонял прогулочный аппарат классической, "огуречиком", формы.
Прикинув дистанцию, с которой инспектриса сумеет разглядеть детали в бинокль, Мухин приготовился к спуску. Он сбросил скорость, снизился, чтобы спущенный трос волочился по земле, направил судно вдоль склона, надел куртку и брезентовые рукавицы механика. А затем, постанывая, вылез через окно гондолы. Ну да - чтобы открытая дверь не бросилась в глаза и не выдала его задумку раньше времени!