Записки старого книжника

Мною были оценены библиотеки ученых Ф. Н. Чернышева, А. П. Федченко, Домаскевича, Подкопаева, академика Берга с книгами по ихти­ологии, собрание рукописей Ф. А. Каликина, пре­имущественно поморских, значительно пополни­вшее имевшееся собрание поморских рукописей В. Г. Дружинина.В филиалах библиотеки Академии наук есть вообще много крайне интересных вещей. Мне приходилось видеть в Пушкинском доме «Пу­тешествие из Петербурга в Москву» Радище­ва с автографом Пушкина и такие редчайшие книги, как «Пригожая повариха» М. Чуйкова или трагедия Я. Княжнина «Вадим Новгород­ский», вырванная по распоряжению Екатерины II из 39-го тома «Российского феатра» и сожжен­ная.В Ботаническом институте есть подлинные ра­боты Линнея и замечательные инкунабулы по ботанике: два тома таблиц с натуральнымилистьями и цветами, изданные в XVIII веке.В библиотеке Института материальной куль­туры помимо замечательных увражей и карт хранятся подлинные акварели и рисунки Айва­зовского.Библиотека Пулковской обсерватории имеет 80 инкунабул, первые издания трудов Коперника и книгу знаменитого астронома Иоганна Кеп­лера с его автографом.Список сокровищ наших библиотек не имеет конца. Я и не берусь их перечислять, а только упоминаю о том немногом, что мне довелось самому увидеть, а иногда и помочь нашим кни­гохранилищам достать или сохранить.Еще работая в Книжной лавке писателей, я не­редко встречался с С. И. Вавиловым, до того как он стал президентом Академии наук. Осо­бенно же хорошо я узнал Вавилова, когда стал работать в библиотеке. Сергей Иванович очень любил книгу, особенно старинную, и при этомнаучного содержания.В 1943 или 1944 году ко мне заходил милей­ший человек и образованнейший книголюб, Р. К. Карахан. Он заведовал в московском Доме ученых выпиской книг из-за границы. Карахан хотел повидаться со мной, а главное, передать поручение от Вавилова.— Вавилов задумал открыть антикварный книжный магазин и приглашает вас для его ор­ганизации,— сказал Карахан.— Сергей Иванович обещает выхлопотать льготные условия плани­рования оборота, так как предполагается, что магазин будет торговать главным образом ан­тикварно-научными книгами, русскими и ино­странными, и гравюрами.Но директор Книжной лавки писателей Г. М. Рахлин не хотел и слушать о моем уходе. Вскоре, однако, я тяжело заболел и проболел целый год, совсем не работая. За это время я спи­сался с Караханом, который известил меня, что Вавилов хочет при «Академкниге» расширить ан­тикварный отдел и что на втором этаже уже открыта комната для ученых. По указанию Вави­лова начали издавать каталог антикварных книг, имеющихся в ленинградском и московском мага­зинах. Каталог был тощенький и настолько ма­лограмотный, что в нем часто помещались одни и те же книги, но с указанием совершенно различ­ных цен. Это вызывало недоумение покупателей. Например, книга в ленинградском отделении сто­ит 20 рублей, а через несколько страниц— в мо­сковском— 60 рублей. Вот Карахан и писал мне, чтобы я в Ленинграде начал руководить отделом книг для ученых и составлять каталоги. Он же будет составлять каталоги книг московского отделения. Карахан хорошо знал старую книгу, он был учеником П. П. Шибанова в «Между­народной книге», библиотекарем и секретарем Демьяна Бедного, а также секретарем Вавилова в кружке по изучению старой книги при Доме ученых.С. И. Вавилов, как говорят, нутром любил старинную книгу, чувствуя ее прелесть и сознавая ее пользу. Вавилов мечтал о полном и под­робном описании всех русских книг, находящихся в Библиотеке Академии наук, и по его распо­ряжению библиотека начала эту работу. Он ме­чтал широко развить микрокнигу, чтобы пользо­вание редкими, в особенности научными, кни­гами было возможно во всех уголках Союза. Миниатюрные фотокопии книг удобны для пе­ресылки, их легко читать с увеличителем. Ва­вилов всегда был первым защитником и покро­вителем старой книги, ее хранения и распро­странения. Когда, например, была издана ин­струкция о покупке старых книг букинис­тическими организациями, в которой предписы­валось не покупать периодических изданий, Ва­вилов горячо протестовал против этого пункта инструкции. Он просил разрешения покупать ста­рую периодику хотя бы для государственных библиотек и учреждений, и как раз в день смерти Сергея Ивановича было получено извещение из Москвы, что по заявкам ученых в одном из магазинов Ленинграда разрешается покупка пе­риодических изданий. Ныне периодика широко приобретается нашими букинистическими мага­зинами.

В издательстве «Всемирная литература» я ча­сто встречался с Игнатием Юлиановичем Крачковским. В те годы он был членом редакционной коллегии, а я организовывал библиотеку. Он не знал, что я был издателем библиографической редкости «Похвала книге», в которую включены были редчайшие восточные стихи и изречения о книге, частично в его переводах. Одно из изре­чений, принадлежащее поэту IX века Ибн-Ясиру, я всегда вспоминаю, когда думаю о своей жизни книжника:

«Я стал одинок, но со мной говорят умершие, и книги рассказывают мне про их мудрость, скрытую от меня раньше... Не умер человек, оставивший нам знание, которым мы будем пользоваться и после его смерти».

В Академии наук председателем ученого со­вета библиотеки был Крачковский. Здесь мы с ним сблизились, и позднее он сделал доклад в Доме ученых именно о выпущенном мною совместно с И. А. Шляпкиным издании «Похва­ла книге». Доклад этот он приурочил, как он мне сказал, приблизительно к тридцатой годов­щине со дня выхода этой книги. Крачковский начал с того, что вот два деятеля задумали выпустить эту книгу: один давно умер, профес­сор Илья Александрович Шляпкин, а другой здравствует и находится сейчас среди нас— это Федор Григорьевич Шилов. Далее Крачковский сказал, что «Похвала книге» в некоторой степе­ни способствовала тому, что и он начал соби­рать материалы о книге, но исключительно арабские, что собрал он их довольно много и ду­мал издать книгу как изречений, так и украше­ний арабских книг.

— Но один датский ученый,— вздохнул он тут с сожалением,— предвосхитил меня и издал такую книгу, и при этом великолепно,— Крач- ковский показал собравшимся книгу.— И вот я решил уже такую книгу не печатать, но прочту вам кое-какие изречения из собранных мною ма­териалов.И он с чувством прочел действительно замеча­тельные арабские изречения о величии книги и значении ее для человека.Впоследствии я с ним сошелся еще бли­же, встречались мы уже как добрые знако­мые. Крачковский был необычайно милым, обаятельным человеком. Я помню, как он пред­седательствовал на заседании, когда обсуждали книгу И. М. Кауфмана «Библиография библио­графических словарей и справочников». Вы­ступающ ие— докладчик Д. В. Лебедев, испол­нявший обязанности директора Библиотеки Академии наук, О. Э. Вольценбург, и особен­но ученый секретарь Археографической ко­миссии А. И. А ндреев— нашли множество недостатков в этой книге. П отом выступил И. Ю . Крачковский и сказал, что он, может быть, профан, но книгу эту прочитал от дос­ки до доски, или, вернее, от обложки до об­ложки, получив величайшее удовольствие. Возможно, надо было что-нибудь и приба­вить к этой книге, но следует судить о том, что есть, а есть много хорошего. Автора можно только приветствовать и похвалить за то, что он проделал такую огромную ра­боту.Автор книги сидел тут же, взволнованный до­брожелательством Крачковского, а выступа­ющие после него уже хвалили работу. Даже докладчик признался в заключительном слове, что читал эту книгу в общем-то с интересом.Крачковский должен был читать у нас в Биб­лиотеке Академии наук доклад о своей новой работе. Но доклад не состоялся; вечером нака­нуне Игнатий Юлианович засиделся за работой до полуночи— обычно же он всегда пил вечер­ний чай в 9 часов,— а после полуночи внезапно умер. Хоронили его очень торжественно. Траур­ный митинг открыл академик Д. В. Наливкин, говорили академик Струве и другие со скорбью и от чистого сердца: И. Ю. Крачковского все любили.Библиотека Крачковского состояла из 40 ты­сяч томов, и я всегда удивлялся, как у него хватало времени на собирательство. Много по­зднее я прочитал книгу Игнатия Ю лианови­ча о его работе над арабскими рукописями; эта изумительная книга написана как поэма в прозе.На похоронах Крачковского я встретил ху­дожника Г. С. Верейского, который сказал мне, что рисовал его в гробу, и спросил, есть ли у меня литографированный портрет Крачковского его, Верейского, работы.— Я вам обязательно подарю,— пообещал Верейский. И действительно, он подарил мне портрет позднее. Это одна из наиболее удачных работ Верейского, находится она в моем собра­нии вместе со многими другими работами Ве­рейского, очень талантливого портретиста наше­го времени.Верейский прослужил около двадцати лет в Эрмитаже, где заведовал отделом гравюр. Лю ­бовь к гравюре дала ему возможность воспри­нять и понять все прелести графики и ее технику. Особенно хорошо у него получались литографи­рованные портреты, сделанные им в двух сери­ях,— писателей и художников. Верейский, сам большой любитель и коллекционер, сделал так­же ряд портретов библиофилов и коллекционе­ров, например В. А. Десницкого, А. С. Молча­нова, сделал и с меня очень удачный литогра­фированный портрет. Почти одновременно онсделал с меня два офорта. Зная, что я соби­раю все гравюры и литографии, которые чем- либо связаны с книгой, Верейский до сих пор дарит мне время от времени портреты лиц, близ­ких к книге. Так, я имею портреты Б. Н. Окунева и академика Берга, сделанные Верейским на фоне книг.Работая в Библиотеке Академии наук в тече­ние десяти лет, я, старый книжник, пережил нема­ло приятных минут, находя прекрасные редчай­шие книги, некоторые из которых я видел впер­вые. И мне кажется теперь, что я встретил много добрых, хороших друзей, которых не знал пре­жде. Ведь книги по своему умению дружить очень похожи на человека.Воспоминания мои подходят к концу. Я уже стар, мне изменило зрение. И вот, когда человек подводит итог своей жизни, он всегда хочет думать, что хоть в малой степени, но принес пользу своему народу.Хочу думать так и я. Без этой мысли вся жизнь и все, что сделано, показалось бы бесцельным.Мне захотелось рассказать молодому поко­лению о многих встречах с интересными и из­вестными людьми, о замечательных книгах, документах, находках, которые иногда по-но­вому освещают нам события прошлого, о со­бирании и сохранении нашего национального богатства. Я отдал всю свою жизнь книге, и она мнеотплатила сполна. Благодаря ей я познал всю глубину человеческого разума, общался с замеча­тельными людьми, радовался величию дел вели­ких мастеров.От души желаю молодому поколению любить и ценить книгу, беречь ее для будущего, как наши предки сохранили книги для нас, оставив нам это бесценное наследство.