Записки старого книжника

Много покупал Бурцев у Рериха, Петрова- Водкина и других художников. Кое-кто из худож­ников, узнав его пристрастие к русским сюжетам, стал злоупотреблять этой слабостью, то есть пи­сать на русские сюжеты как будто специально для него, а по существу используя старые ил­люстрации. Бурцев воспроизводил эти картины в своих изданиях, печатая их в 100— 150 экземп­лярах, которые не продавал, а раздавал друзьям.Получая эти подарки, друзья нередко над ним же потешались.Собрание Бурцева так разрослось, что он за­думал организовать Музей русского искусства и литературы. На Бассейной, 10, он выстроил специальный дом с большими выставочными за­лами и стал устраивать периодические выставки картин и рисунков своего собрания.Позже Бурцев пришел в разорение, и часть библиотеки была пущена через открытый им магазин в продажу. Продавал он дешево, и тор­говля у него пошла. Появились клиенты, многие очень уважали Бурцева за его аккуратность и по­рядочность. У него нередко бывали А. М. Горь­кий, А. В. Луначарский, В. А. Десницкий, а также крупные библиофилы И. И. Рыбаков, 3. И. Грже- бин, издававший один из лучших сатирических журналов 1905 года «Жупел» и в первые годы Октябрьской революции основавший крупное из­дательство, которое печатало книги главным об­разом в Берлине. Вскоре, однако, Бурцев закрыл свою лавку и стал жить тем, что сдавал на комиссию по аукционам этюды и картины Ре­риха, Судейкина и других художников, а боль­шую часть своего архива продал Пушкинскому дому и Публичной библиотеке. Сравнительно недавно литературоведом И. Л. Андрониковым была обнаружена в Актюбинске значительная часть архива Бурцева, включавшая рукописи, письма и автографы русских писателей от Ло­моносова до наших современников. Все это бес­ценное собрание было приобретено у дочери Бурцева Ольги Александровны Государственным архивом литературы и искусства, где ныне и на­ходится.Оригинальным собирателем был Н. Ф. Бока- чев, служащий Волжско-Камского банка.Николай Федорович Бокачев собирал глав­ным образом старинные карты и планы городов. В этой области он был почти единственным со­бирателем, а потому торговцы мало интересова­лись такого рода вещами и старинные карты были на рынке весьма редки. Кроме карт, Бока­чев собирал описания и виды русских городов и описания библиотек. По этим разделам им был издан единственный в России каталог.Коренастого, в своем непременном английс­кого покроя пальто, Бокачева можно было всегда встретить и в магазине крупного антиквара, и на развале Александровского рынка.Он жил на Выборгской стороне одиноко, се­мьи у него не было. Как-то дворник обратил внимание, что Бокачева давно не видно. Квар­тира оказалась запертой изнутри. Взломали дверь и нашли его мертвым. Вскоре появились наследники. Вводить их в права наследства взял­ся известный коллекционер П. Е. Рейнбот. Но наследство заключалось лишь в книгах и картах, к которым наследники остались весьма равноду­шны. Поэтому они были очень рады, когда Рейн­бот рекомендовал им покупателя, своего друга, тоже коллекционера, М. А. Остроградского. Ост­роградский купил все собрание за 20 тысяч, перевез к себе, отобрал для себя все наиболее интерес­ное, а остальное продал А. С. Молчанову, пере­продавшему вскоре все собрание в Москву. Так распалась эта замечательная библиотека, от ко­торой остались лишь три тома ее описания. Главная же часть, самая нужная и интересная, состоявшая из видов городов, отдельных листов и увражей, так и осталась не описанной.Одним из известнейших библиофилов моего времени был П. Е. Рейнбот. Он не обладал таким обширным собранием, как Бурцев, Синягин, Си­ницын, но у него были исключительно редкие книги, находившиеся в отличном состоянии. Осо­бенно редкие книги он переплетал в Париже.Основным отделом библиотеки Рейнбота стала «Пушкиниана». Он собрал все первые издания Пуш­кина, все альманахи того времени, все журналы, в которых печатался Пушкин, и всю литературу о Пушкине. Кроме того, он собирал первые изда­ния произведений иностранных, особенно фран­цузских, классиков. Немецких иллюстрированных изданий XVIII столетия было вообще тогда очень мало, у Рейнбота же эти иллюстрированные изда­ния были подобраны с исчерпывающей полнотой. Он собирал также старинные книжные переплеты, и можно сказать, что у него был целый музей переплетов с суперэкслибрисами, великолепными тиснениями и всевозможными украшениями. По­жалуй, это была единственная по богатству коллек­ция переплетов в России. В советское время подоб­ную коллекцию собрал В. А. Десницкий.

В Кружке любителей русских изящных изда­ний Рейнбот был очень деятельным членом. Он часто ездил за границу и был хорошо знаком с А. Ф. Онегиным (Отто)— владельцем замеча­тельного собрания пушкинских автографов.

Об Онегине следует сказать особо. Онегин, живший в Париже, в течение многих лет неутоми­мо собирал «Пушкиниану» повсюду, во всех странах. Нередко получал и я от него письма с просьбой прислать то или другое издание. Со­бирая свою коллекцию, Онегин старался ознако­мить с ней возможно большее число людей в России. Познакомившись с В. Н. Коковцовым, министром финансов, Онегин показал ему своесобрание. Коковцову сокровища Онегина очень понравились, и, приехав в Петербург, он обра­тился к своему однокашнику по лицею Рейнботу с вопросом, не следует ли приобрести собрание Онегина.— Я горячо посоветовал приобрести собра­ние Онегина для Пушкинского дома,— рассказы­вал мне Рейнбот.Министра финансов Коковцова интересовала только цена коллекции, а Онегин был русским патриотом и желал получить лишь небольшую ренту на жизнь и небольшую сумму на пополне­ние коллекции, с тем что после его смерти все собрание будет передано Пушкинскому дому.Вскоре «Пушкиниана» Онегина была приоб­ретена на следующих условиях: Онегин получает определенную сумму единовременно, а затем по 10 тысяч в год; после смерти Онегина собрание поступает в Пушкинский дом Академии наук, так же как и все имущество и капитал Онегина, нахо­дящийся в банке, с тем чтобы использовать их для дальнейшего пополнения коллекции.

После смерти Онегина, согласно договору, со­брание его получил Пушкинский дом. Для полу­чения коллекции в 1921 году в Париж ездил директор Пушкинского дома историк С. Ф. Пла­тонов.

Рейнбот поступил на должность библиотекаря в Пушкинский дом — разбирать онегинское со­брание. Он издал записки современницы Пуш­кина Смирновой-Россет, разоблачив подделку за­писок ее дочерью. Личная библиотека Рейнбота была постепенно распродана после его смерти, но и до сих пор, хотя и очень редко, попадаются чудесно переплетенные книги из собрания Рейн­бота, неизменно восхищающие книголюбов.Мне за мою жизнь пришлось встречаться со многими собирателями не только книг, но и кар­тин. Расскажу о некоторых из них, и в первую очередь о Деларове.Павел Викторович Деларов служил юрискон­сультом министерства путей сообщения, а все свободное время отдавал собиранию картин. У него была исключительно ценная библиотека по искусству; он занимался изучением живописи и считался знатоком даже за границей. Директор Берлинского музея не раз присылал ему картины на экспертизу.Однажды Деларов приобрел картину у кас­сира Общества поощрения художеств И. В. Ва­сильева. Эту картину и еще шесть миниатюр Васильев купил у некоего Ковалькова, зятя графа Адлерберга, министра двора при Александре II. Картина была голландской школы, требовала большой реставрации. За всю покупку Васильев заплатил 1600 рублей.Промыв картину, Васильев пришел в восхище­ние и показал ее Деларову. Продавая, как многие деляги-антиквары, каждую шпагу за шпагу Суво­рова, а каждую картину голландской школы заРембрандта, Васильев заявил Деларову, что это настоящий Рембрандт, и продал ему картину за 6 тысяч рублей.

Через несколько дней Деларов пришел к Васи­льеву и заявил, что картина не Рембрандта, а ли­бо копия, либо второстепенный голландец и 6 тысяч не стоит. Поэтому он решил картину вернуть и требует возврата денег.Васильеву было жалко расставаться с 6 тыся­чами, и он обратился за юридическим советом к сенатору Мякинину, тоже коллекционеру кар­тин. У Мякинина была прекрасная галерея, про которую он с гордостью говорил, что хотя ни одного Рембрандта или Рафаэля у него нет, что в его галерее картины второстепенных художни­ков, но зато все подлинные.Мякинин пояснил Васильеву, что он может не брать картину обратно, если не желает, потому что если это Рембрандт, то ему цена не 6 тысяч, а 100 и если Деларов даже и обратится в суд, то ему откажут.Несколько лет спустя Деларов послал эту кар­тину на экспертизу в Берлин к известному искус­ствоведу Вильгельму Боде. Ее признали подлин­ным Рембрандтом. Когда приезжал в Петербург американец Морган, Деларов продал ему эту картину за 140 тысяч рублей.Среди антикварных вещей, а больше всего в живописи, всегда было много подделок. Некий Вечтомов был специалистом подделывать кар­тины «под голландцев», он наплодил буквально тысячи подделок, причем многие из них былипревосходны, не хуже оригиналов; тем не менее ни одной картины, подписанной именем Вечто­мова, я не видел. Он скупал старые дубовые доски и писал на них своих «голландцев» и «фла­мандцев». Под конец он покупал даже старые дубовые бочки, распиливал их на доски и на досках этих писал.