Страница 30 из 40
Второй — логические отступления. Автор заставляет своих персонажей отвлекаться от реальности «здесь и сейчас» и пускаться в абстрактные размышления или рассказы о прошлом так часто и так много, что в этих размышлениях-рассказах теряется не только нерв, эмоциональное наполнение момента, но и суть, прямой смысл происходящего. Порой эти отступления так далеки и долги, что я не согласен прощать такое даже детской сказке.
Например, есть там вообще вопиющий эпизод:
Главные герои привозят домой мертвого мага и троих мальчишек, им околдованных. Из-за смерти мага околдованные тоже умирают. Они лежат все в одной телеге: и труп мага, и трое умирающих подростков, рядом. А наш расхороший самый положительный в мире ГГ долго-долго и пространно-пространно, практически на 1/4 книги распинается о своем прошлом и обычаях своего королевства перед хозяевами (отвечающими за судьбу умирающих и по личной дружбе, и по долгу монархов, между прочим). Так и просится мысль: «Ну а чо, типа? Мальчишкам же все равно помирать — околдованных не вылечить и не спасти, так чего метаться? А тут такая история захватывающая...» Вот этот эпизод лично меня чуть было не отвратил от сказки в целом, и неприятный осадок от него так до конца и не развеялся. На мой вкус, тут автор очень и очень ошибся с расстановкой акцентов.
И третий недостаток — много болтовни, этакой иронической, полушутливой. Сами по себе смыслы, заложенные в эту болтовню, может и правильные, и уместные, но, честное слово, повторять сорок раз одно и то же излишне даже для ребенка. А там именно по сорок раз и повторяется. И порой кажется, что повторы эти — ни что иное, как накручивание знаков, в результате которого небольшая по сюжету и смысловому наполнению повесть распухла до размеров полноценного романа. Моя бы воля — выпластал бы две трети объема и сделал сказку небольшой, зато содержательной и эмоционально наполненной.
В изданном же своем виде — это качественное вино хорошего урожая, но безбожно разведенное и сильно взболтанное.
И, наконец, последняя оценка — личная.
Дело в том, что в авторской сказке есть два подхода к персонажам не-людям.
Первый подход, когда не-люди очеловечиваются и становятся таким своеобразным народом, наделенным некоторыми особенными чертами. Именно этот подход использован в «Таэ эккейр!». Там эльфы — совершенно точно народ. Они необозримо долго живут, не стареют и очень легко излечиваются от ран, для человека смертельных, но при этом они все равно в основе своей все те же люди, немного странный, но народ. А раз народ — то, значит, их можно понять, их можно познать, с ними можно отождествиться (или отождествить их с собой).
Мне же всегда был ближе и интереснее другой подход, когда не-люди это не люди, когда эльфы — это нечисть. Нечисть настолько не человек, что человеку ее понять нельзя. Нечисть можно только принять, а потом понимать и изучать бесконечно, как мир, как вселенную. Бесконечная притягательность, бесконечная опасность и бесконечное приключение — вот что такое для меня нечисть, эльфы и сказка.