Словоплёт

До слуха королевны донеслись хруст и чавканье, будто невидимые жернова перемалывали упавших. Один из всадников с побелевшим от ужаса лицом метнулся в одну сторону, в другую, и словно заяц, уходящий от облавы бросился к стоящему на дороге отряду. Язык, которого попросил Роэль, поняла Сантинали. Оставшаяся банда таяла буквально на глазах. Ещё минута, ещё единственный выживший не добежал до дороги, а последний крик уже стих, и только травы, как и раньше, шли волнами от ветра.

Шанаран молча встал и стряхнул пыль с колен и рук. Степняк что-то в ужасе щебетал, но в потоке несвязной речи королевна почти ничего не могла разобрать — диалект был не тот, что в Хакаре, да и человек, кажется, половину слов просто проглатывал. Что-то про мертвецов и курганы.

— Спроси у Танарина как он собирается его допрашивать и нужна ли ему помощь, — бросил колдун занявшись измазавшимся плащом.

— Шанаран спрашивает нужна ли тебе помощь в допросе языка, — повернулась Сантинали к капитану.

— А он может?.. — Танарин кивнул в сторону пленного, которого пытались успокоить двое гвардейцев. Королевна вопросительно посмотрела на колдуна и тот со вздохом подошёл к бьющемуся в истерике степняку. Снял одну перчатку, повернул его к себе и резко схватил голой рукой за лицо. Пленник жутко закричал и забился в судорогах. Сантинали против воли сглотнула. Да, это был уже второй раз, когда она видела такое, но отвращение и жуть происходящего были так же сильны — если не больше — как и тогда, в Белой Твердыне.

— Они ехали встретить нас, — сообщил Шанаран, когда степняк подёргивающейся безвольной куклой осел у его ног. — Вожди местных племён не хотят смены воеводы и думали, что таким несложным манёвром смогут избавить себя от изменений. Передай Танарину, что до Хакара нам ничего больше не грозит — кроме этих головорезов здесь воинов нет. Разве что какой-нибудь из вождей под шумок не захочет перекроить карту владений.

Колдун брезгливо вытер руку платком и, натянув перчатку обратно (и как он не плавится в своём чёрном наряде на такой жаре!) вскочил в седло.

— Можем ехать.

Но королевна медлила.

— Чего мы ждём? — Поинтересовался Шанасаннан.

— Не можем же мы его здесь оставить, — она указала на постанывающее и пускающее слюни тело. — Он умрёт под солнцем. Или ночью его сожрут хищники.

— Это наименьшее, чего он заслужил за свои деяния, поверь мне, — Шанаран выглядел раздражённым задержкой.

— Нет. Я не могу этого позволить. Значит, мы привезём его в город и он предстанет там перед судом.

Хранитель Севера вздохнул и слегка тронул своего коня пятками, заставив подъехать к степняку. Росчерк голубого света, и голова пленника покатилась по дороге. Кровь из шеи хлынула потоком, смешиваясь с пылью. Шанаран бросил ещё несколько непонятных слов и мёртвое тело зашевелилось. Поднялось на ноги и, взяв собственную голову подмышку уверенным шагом ушло туда, где несколькими минутами раньше полегли его соратники.

Сегодня же она попросит прощения за все брошенные в горячке слова!

Они добрались к переправе ещё до полуночи, но в посёлке ожидаемо все спали, поэтому и отряду пришлось остановиться на этом берегу реки. Возле окраины селения находилась утрамбованная многими путешественниками площадка, с удобными ямами для очагов, коновязями и расчищенными местами для шатров. Лагерь поставился в течение нескольких минут, и вот уже Сантинали сидела в одиночестве в своём шатре рассматривая походный столик с установленными на нём лампой и планшетом для письменных принадлежностей. Есть в такую жару не хотелось, а сон после сегодняшних событий пугал даже больше, чем бодрствование в одиночестве: только королевна закрывала глаза, как сразу же видела лошадей, исчезающих в высокой траве, людей, с перекошенными от ужаса лицами пытающихся убежать от невидимой с дороги опасности. Она встала и, ещё раз аккуратно расправив покрывало на походной лежанке, отправилась разыскивать своего колдуна.

Искать не пришлось: стоило Сантинали поднять полог, как она увидела обоих шан, что-то обсуждающих у ближайшего костра.

— Шанаран! — Позвала она, и оба колдуна повернулись в её сторону. Сантинали непроизвольно поёжилась: их глаза светились странными красными огоньками; ни от одного из костров в лагере не могло быть таких отсветов. — На минуту зайди ко мне.

Ран кивнул Ренану и пройдя мимо стражника, дежурившего у шатра, вошёл внутрь. Сантинали видела, что гвардеец вздрогнул, когда встретился взглядом с проходящим мимо ша.

Колдун остановился посреди шатра, окинул взглядом походные стол и стул, чистый планшет, лежак, и выжидательно уставился на королевну. Здесь, в свете единственной лампы, его мерцающие глаза казались ещё более жуткими.

— Я бы хотела попросить прощения, — после продолжительной паузы наконец набралась смелости Сантинали.

— За что? — Голос в её голове звучал удивлённо, но на лице колдуна не дрогнул ни один мускул.

— За то, что я сказала, что ненавижу тебя. Это не так. Я была очень зла, что ты выпил весь адонал. И испугалась за тебя. И да, ты прав: я была влюблена в дядю Герена когда была маленькой, но это не имеет никакого отношения к тому, как я отношусь к тебе сейчас. И я хотела бы, чтобы ты знал об этом.

— Я рад, что между нами больше нет недопонимания, — едва заметно склонил голову колдун. — Если это всё…

— Нет, не всё.

Шанаран всё такой же непроницаемой тенью стоял посередине шатра выжидательно глядя на королвену. Сантинали сглотнула и, набрав воздуха словно перед прыжком в ледяную воду продолжила: